— И ты туда же! —Заправляя волосы за ухо, решаю не спорить, иначе ссоры не миновать. — Я, наверно, пойду!

— Стой! — Мила качает головой и спешит ко мне. — Ну куда ты пойдёшь?

— Ты забыла? Я живу в кладовой, — пожимаю плечами. — Зайду через вход для прислуги — никто даже не заметит.

— А если Гера… снова…

— Уверена, ему не до меня, — усмехаюсь, намекая на шум, доносящийся со стороны гаражей. Ар, сам того не ведая, переключил внимание Савицкого на себя.

Мила пытается отговорить меня, перевести нашу перепалку в шутку, но как бы она ни старалась сгладить углы, я всё равно больно натыкаюсь на них, а потому стою на своём и уже минут через десять крадусь, как воришка, в собственную комнату, благо, за это время научилась незаметно возвращаться домой. Самое волнующее — пройти мимо бассейна. Он и раньше пугал меня своей безразличной синевой, сейчас же и вовсе сводит с ума. Всего одной фразой Савицкому удалось возродить мой самый сильный страх — страх глубины…

Добежав до своей каморки, закрываюсь на ключ и придвигаю к двери прикроватную тумбу. Дабы не выдать своего нелегального возвращения, не включаю свет. Свернувшись клубочком на узкой кровати, невольно думаю о Савицком и уговариваю Всевышнего поторопить мать с разрешением вернуться домой. Но обо мне все забыли. Мама не звонит, не ищет, не волнуется. И только тогда, когда комната пропитывается ночной темнотой, а с улицы начинают доноситься забористые звуки электронной музыки, я вспоминаю, что несчастный мобильный остался у Милы в кармане, и как ошпаренная вылетаю в коридор.

Я почти добегаю до гостиной. Едва сдерживаю себя, чтобы не закричать: «Мама, я жива! Всё хорошо». Мне страшно представить, как она, должно быть, испугалась, как волновалась, когда не сумела до меня дозвониться. Одна, в чужом городе, без денег и защиты — не это ли составляющие материнской паники? Возможно, но только не тогда, когда речь идёт о моей маме.

Я вовремя включаю заднюю передачу и торможу на своём излюбленном месте — под лестницей. Высунув любопытный нос, замечаю в гостиной Вадима. Вальяжно рассевшись на изящном диване с витыми ножками, он тяжело вздыхает, а чуть позже произносит усталым голосом:

— Ну и денёк!

— Главное — Георгий нашёлся. Всё хорошо, милый. — Мама подходит к отчиму со спины и начинает нежно массировать ему плечи.

— С Герой ещё будет не один разговор. — Мещеряков растворяется в блаженстве от прикосновений рук жены.

— Не будь с ним так суров! — мурлычет мама. Интересно, с папой она была такой же кроткой и чуткой? — Что вы решили? Гера остаётся?

— Лиз, я не могу заставить его лечиться, а сам он больше не желает прозябать в клинике. Да и что толку от неё?

— Просто… — Мама кусает губы, а я по простоте душевной надеюсь, что она всё же вспомнит обо мне. — Ар опять взялся за старое. Слышишь, как гремит?

— Лиза, я так устал! Георгий сказал, что справится с этим. Дадим ему шанс?

— Конечно. Пошли спать, дорогой!

— Да, пойдём! — нехотя соглашается отчим, накрывая своими ладонями мамины. — Утро вечера мудренее…

Утопая в ласке и нежности, эти двое не замечают меня… Да что там — они даже не вспомнили о моём существовании! Подняли панику, выгнали из дома и напрочь позабыли обо мне… Их мир кружится вокруг Геры и Ники, а для меня в нём по-прежнему нет места.

И снова слёзы колючим комком застревают в горле, а ноги сами несут меня к соседнему дому. Кажется, я начинаю ненавидеть Савицкого не меньше, чем Ара.

Внутри всё клокочет. Обида смешивается с нестерпимым желанием наделать глупостей. Быть может, так я перестану быть невидимкой для собственной матери!

Чем ближе подбираюсь к дому Турчиных, тем хуже начинаю соображать. Басы сотрясают все вокруг, сбивают с ритма взволнованное сердце и подталкивают к необдуманным поступкам. Мне бы вспомнить предостережения Ники, воскресить в памяти гнилые слова Арика и вернуться домой, но я продолжаю протаптывать дорогу в никуда.

Подбегаю к особняку Турчиных. Тачка Ара всё так же томится под деревом. Правда, рядом припарковано ещё с десяток дорогих автомобилей. Небо за высоким забором играет неоном, а воздух пропитан чужим весельем и удушливым запахом курева. Куда я бегу? В школьной форме, растрёпанная, зарёванная, я стану посмешищем похлеще сумасшедшего Геры! И всё-таки любопытство берёт верх!

Решив одним махом убить двух зайцев, я вспоминаю наши с Жекой недолгие занятия в секции скалолазания и сдуру забираюсь на тополь. Его раскидистая крона с молодой порослью нежной листвы служит отличным укрытием и позволяет окунуться в эпицентр вечеринки без ущерба для собственной репутации. Цепляюсь за ветки и жадно рассматриваю всё вокруг: возле импровизированного стола толпятся разнузданного вида молодые люди; девушки в коротких платьях и на высоких каблуках изящно изгибаются под монотонный грохот безликой музыки, приковывая похотливые взгляды к своим идеальным формам. Кто-то громогласно ржёт, кто-то курит, кто-то просто слоняется без дела, получая некий кайф от происходящего. Странные! Радуюсь, что в последний момент ограничилась наблюдательным пунктом на дереве, и, покрепче ухватившись за толстую ветку, продолжаю следить за вечеринкой. В нескольких метрах от себя, за невысокой изгородью, замечаю влюблённую парочку. Пользуясь тем, что в их тайное укрытие почти не попадает свет, любовники предаются неистовым ласкам, от одного взгляда на которые мои щёки начинают гореть огнём. И вроде, ничего особенного, да и мне уже через пару дней восемнадцать, но становится до безумия неловко. Я словно без спроса залезла в чужую спальню и никак не могу найти выход. Сгораю от смущения, но продолжаю пялиться на переплетённые в страсти тела. Стыдно признаться, но сама я ещё ни разу ни с кем даже не целовалась (неудачный опыт с Жекой в восьмом классе не в счёт).

Немного успокоившись, забираюсь чуть выше. Мне удаётся рассмотреть стойку ди-джея и ещё одну компанию молодых людей, среди которых без труда узнаю Турчина. На нём белоснежная сорочка с закатанными по локоть рукавами; он делает вид, что ему интересно происходящее вокруг. Кому-то кивает, весьма небрежно прижимает к себе Нику, а сам то и дело поглядывает в сторону соседнего