В нос ударяет терпкий аромат пачули и берёзового дёгтя. Странное сочетание, но задуматься об этом мешает прерывистое дыхание Геры, влажным теплом щекочущее щеку. Вздрагиваю и, на свою беду, открываю глаза. Всё вокруг трясётся и вертится: требующий ремонта пирс опасно раскачивается, да я и сама дрожу почище осинового листа на ветру.

— Мне страшно! — шепчу одними губами и ищу спасения в глазах монстра. Вот только там — пустота, выжженная безразличием пустыня.

— Тася! Вот ты где! А я тебя обыскалась! — спасительным ветерком с берега доносится голос Милы. Одной рукой она прикрывает глаза от солнца, а второй приветливо машет, обращая на себя внимание. Но стоит ей сообразить, что я не одна, а в очертаниях моего спутника разглядеть Савицкого, как пухлая ладонь подруги моментально накрывает губы, заглушая пронзительный визг.

И всё же в моей душе зарождается надежда ещё хотя бы раз ступить на твёрдую землю. Гера — псих, но не дурак! Не будет же он сталкивать меня в воду при свидетелях… Или будет?

Голос Камиллы лишь на миг отвлекает Савицкого. Уже в следующее мгновение его влажные, подрагивающие пальцы касаются моего лица в том самом месте, где от виска до скулы с детства красуется едва заметный шрам. Лет в шесть я упала на лёд и рассекла щеку. Ничего особенного, но лицо Геры искажается в гримасе боли, а самого его начинает не по-детски колотить крупная дрожь.

— Как жаль, что ты не утонула! — Вобрав в себя всю ненависть этого мира, он плюёт в лицо словами и брезгливо отдергивает руку. И пока я беспомощно открываю рот, как выброшенная на берег рыба, Гера, небрежно развернувшись, уносится прочь.

— Тася! — Вцепившись в мою ладонь, как в спасательный круг, Мила силком тащит меня к дому. — Что он тебе сделал? Напугал? Угрожал? Распускал руки?

Мотаю головой, не понимая, как объяснить. Всего одной фразой Савицкий поселил внутри меня липкий ужас, который не исчезает при свете дня, иголками впивается под ногти и, сколько ни думай о хорошем, окутывает чернотой всё твоё существование, обещая однажды воплотиться в реальность.

— Он псих, — бормочу, едва поспевая за подругой. — Больной.

— Господи! — пыхтит Мила. Ей и самой непросто держать темп, но страх невидимой метлой подгоняет идти быстрее. — А ты сомневалась? Я же говорила тебе!

— Ты рассказывала, что он красивый, — горько усмехаюсь собственной глупости.

— Так я и не отрицаю! Гера почти Аполлон! Но главное ты пропустила мимо ушей, Тася! Савицкий — дьявол во плоти, понимаешь?

— Да не беги ты так! — Дёргаю Милу за руку, задыхаясь то ли от физической нагрузки, то ли от послевкусия встречи с Герой.

— Не беги? — Подруга тормозит возле тачки своего брата, одиноко припаркованной под ветвистым тополем, и потрясённо смотрит на меня. — А если Савицкий нас догонит, порубит на мелкие кусочки и съест?

—Тьфу на тебя, Мила! — Морщу нос, а сама дрожу от страха. Турчина же пошутила, верно? — Ника живёт с Герой под одной крышей много лет, и всё ещё жива!

— Если ты забыла, так я тебе напомню. — Выпучив глаза, подруга подкрадывается ближе и, едва совладав с гулким дыханием, шепчет: — Гера из психушки сбежал, и никто не знает, с какими мыслями и для чего!

— Точно, — судорожно киваю и лезу в рюкзак за смартфоном. — Надо Вадиму позвонить и сообщить, что его подопечный нашёлся. Пусть сворачивает поисковую бригаду!

— Тебе что, больше всех нужно?! — Мила вырывает из моих рук мобильный и суёт его к себе в карман. Привычка таскать чужие смартфоны, видимо, заложена в них с Аром с молоком матери. — Пошли ко мне, Тась? С Герой и без нас разберутся!

Мила права, да мне и самой поскорее хочется выкинуть из головы голос сумасшедшего парня, отравляющий сознание спорами ядовитой плесени.

— Ладно, — решительно соглашаюсь. — Идём!

Но не успеваю я сделать хотя бы шаг, как испуганно вздрагиваю от громкого — да что там — разрывающего барабанные перепонки! — дребезжащего звука.

— Что это? — Сердце пропускает удар, а волосы на голове встают дыбом.

— Ар, конечно! — разводит руками Мила, ничуть не удивившись грохоту. — К вечеринке готовится. Не обращай внимания, пошли! — Она снова берёт меня за руку и тянет за собой как ни в чём не бывало. Мне бы её выдержку! Чувствую, к концу дня я растеряю последние крохи самообладания.

— Расскажи мне… — Упираясь пятками, нехотя следую за подругой. Желание переступать порог дома Турчиных увяло ещё после стычки с Аром.

— Ты об этом? — Мила наигранно прикрывает уши руками и виновато стреляет глазками, будто просит прощения за брата-идиота. — Арик настраивает колонки, только и всего.

Она поджимает губки, а мне не даёт покоя вопрос:

— Почему Ника была против вечеринки?

— Мне иногда кажется, Тася, ты с Луны свалилась! — хихикает Камилла, склонив набок кудрявую голову. — Ты совсем свою семью не знаешь?

— А при чём тут моя семья?

— А при том, что Гера не выносит громких звуков, — закатив глаза, сообщает Мила. Наверное, об этом знают все, ну, разумеется, кроме меня… — А мой братец бессовестно пользуется слабостью Савицкого. У парня окна, как назло, выходят к нашему гаражу, вот Ар и устраивает все эти безумные гулянки, чтобы лишний раз насолить Гере.

— Бред какой-то! Тебе не кажется, что их обоих нужно лечить?

— Официально Арик здоров, как бык, просто у него характер такой…

— Дерьмовый у него характер! — срываюсь, позабыв, что Турчин — брат Милы.

— Думаешь, у вашего Савицкого лучше?

Милу однозначно задевают мои слова. Мы можем сколько угодно ругать своих близких, но, когда это делает посторонний, замечания больно ранят, а мы сами самозабвенно спешим на защиту.

Вот и Мила вступается за Ара, да только я не могу остановиться:

— Гера, быть может, и больной, но твоего брата не провоцирует, а Арик… Такое чувство, что он только и живёт тем, чтобы насолить Савицкому.

— Много ты знаешь, да?! — вспыхивает Мила. Она, вроде, и понимает, что я права, но согласиться со мной — значит, записать Ара в сумасшедшие наряду с Герой.

— Я не оправдываю брата… — Подруга начинает ходить