подбиты дорогими мехами и богаче всех выглядел наряд Самозванца. Под доломаном у него виднелся золототканый жупан, головной убор из куньего меха украшал плюмаж из перьев черной цапли схваченных алмазным аграфом. Коня Лжедмитрия покрывала разноцветная попона, расшитая золотом и серебром, удила талантливые мастера сделали из чистого серебра и украсили драгоценными камнями. К седельной луке был приторочен меч, покрытый рубинами, бирюзой и изумрудами. Колчан, полный стрел оружейники обтянули шагренью с золотой вышивкой. Наряд мнимого царевича ослеплял, но больше всего зрителей, знающих толк в военном деле, восхищал его породистый конь, быстрый и неутомимый одновременно.

Самозванец высоко поднял руку и его приближенные тут же почтительно остановились на месте, не осмеливаясь следовать за ним дальше. Лжецаревич смело поскакал дальше, прямо к царскому воеводе, и Петр Басманов уже приготовился излить на иуду лавину своего презрения и негодования за предательство противником польским панам своей Отчизны. Но стоило ему увидеть лицо Самозванца и он, забыв о прежнем намерении, с изумлением воскликнул:

— Гришка, это ты?!!

И впрямь Григория Отрепьева было не узнать. Вместо бежавшего в лохмотьях молодого инока перед Басмановым гарцевал польский королевич на отборном аргамаке с роскошным оружием. Только две бородавки на лбу и щеке предательски выдавали в нем прежнего опасного расстригу.

— Я, я!!! — радостно закивал головой Григорий Отрепьев, очень довольный ошеломительным впечатлением, который его персона произвела на царского воеводу. — Ну что, Петр Федорович, не ожидал снова меня увидеть? А я говорил в нашу первую встречу, что еще пригожусь тебе, и свои обещания я исполняю!

И он заливисто рассмеялся.

— Да чем ты мне пригодишься, пес смердящий!!! — снова возмутился Петр Басманов. Он пришел в себя и весь кипел негодованием, глядя на молодого собеседника. — Уймись, Гришка, покайся в своих злодеяниях. Царь Борис милостив, не станет сурово карать тебя, и ты успеешь очистить свою душу в монастыре, где проходил послушание.

Отрепьев искоса посмотрел на него и ответил:

— Новгород-Северский почти разрушен моими войсками, тебе этого мало? Только память о милости, которую ты в прошлом оказал беглому иноку, удержала меня от того, чтобы окончательно не сравнять крепость с землей. Присоединяйся ко мне, орел-воевода, как въеду я царем в Москве, то пожалую тебя, будешь превыше всех бояр в столице, названным братом мне станешь.

— Да какой из тебя царь, расстрига?!! — не поддался заманчивым посулам Петр. — Не по Сеньке шапка! Смотри, ой смотри, Гришка — высоко взлетишь, а упадешь — костей не соберешь!

— Я ничего не боялся в Макарьевском монастыре, а сейчас и подавно страха не ведаю, — забавляясь угрозами Басманова ответил Самозванец. — Ну что, перейдешь на мою сторону? Соглашайся, пока я добрый.

— Дай время на размышление, — хмуро отозвался Петр, сердясь на самого себя, что приходится ему прибегать к уловкам и обману, недостойными для царского воеводы.

— Думай! — кивнул в знак согласия его собеседник, и предупредил: — Завтра утром приеду за ответом.

Ничего не ответил ему Петр. Еще больше нахмурясь, он повернул в обратную сторону своего коня и въехал в крепость с холопами.

Ночь прошла в Новгород-Северском относительно спокойно. Утром, едва взошло солнце, Самозванец уже был тут как тут. Уверенный, что Басманов никуда от него не денется и готовит от безвыходности к сдаче город он подъехал чуть ли не вплотную к крепостной стене и громко позвал:

— Эй, Петр Федорович!!! Спишь ты еще, что ли?

На стене тут же показался Басманов и с угрозой:

— Хотел моего ответа, вот тебе мой ответ! — развернул в сторону Отрепьева бронзовую пушку с барельефным изображением медведя, с размаху зарядил ее шестнадцатикилограммовым ядром и, после поджога фитиля, выстрелил ею в сторону Самозванца.

Паны из свиты Лжедмитрия рассыпались по полю словно вспугнутые цыплята, сам он, ловко усмирив своего беспокойно ржущего коня, громко рассмеялся и крикнул:

— Благодарствую, что снова не погубил меня, Петр Федорович! —

и отвесил Басманову шутовской поклон. — Передумаешь, милости прошу в мой шатер!

Сказав эти слова, Отрепьев резко дернул за поводья и поскакал назад в свой лагерь. Петр только плюнул ему вслед, твердо убежденный в том, что он никогда не предаст своего благодетеля Бориса Годунова, отца ненаглядной царевны Ксении. Да и кто с расстригой свяжется не только жизнь, но и душу свою потеряешь.

Нужное время воевода Басманов все же выиграл от переговоров. В прошлый день, по возвращении в крепость он отправил гонцов за подкреплением из городов, сохранивших верность Годунову. Отряд царских войск, действовавших неподалёку от Новгорода-Северского, 14 декабря предпринял успешную попытку прорваться в осаждённую крепость и соединились с ее защитниками.

Но царские воеводы во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским, отправленные на помощь Басманову, действовали вяло и нерешительно. Они прибыли в окрестности Новгорода-Северского 18 декабря и провели три дня в полном бездействии. 20 декабря войска выстроились друг против друга в поле, но дело ограничилось мелкими стычками. Только Басманов беспрестанно палил из пушек и делал частые вылазки. 21 декабря началось сражение в урочище Узруй под Новгородом-Северским, закончившееся ранением князя Мстиславского. От уничтожения его войско спасла лишь несогласованность действий польских командиров.

А 21 января 1605 года воеводы Бориса Годунова, объединившись, одержали победу над войском Лжедмитрия, разгромив его в битве при Добрыничах. Спасая свою жизнь, Самозванец бежал в Путивль.

Глава 7

Москва встречала героев-победителей праздничным звоном колоколов, ликующими толпами горожан и торжественным выездом высокопоставленных бояр, отправившихся приветствовать спасителей от полчищ поляков и изменников от имени царя.

Долгожданная победа над Самозванцем, одержанная во многом благодаря стойкости и мужеству Петра Басманова окрылила Бориса Годунова и его здоровье значительно улучшилось. Он стал щедро награждать своих верных воевод и из царских рук Басманов получил золотое блюдо с червонцами, множество серебряных сосудов, богатое поместье, сан думного боярина и две тысячи рублей серебром. Во время приема английских послов новоиспечённый боярин впервые был назван Белоозёрским наместником, и отданы ему были в управление земли Белоозерского княжества, где находился Кири́лло-Белозе́рский монастырь — место упокоения его отца Федора Алексеевича.

Больше остальных воевод царь Борис одарил своего любимца, даже больше, чем князя Мстиславского, но видел царь, что не рад Петр Басманов его щедрости, словно все богатые дары являлись ничтожной пылью в его глазах. Даже желанное Белоозерское княжество не заставило обрадоваться молодого воеводу и просветлеть его взор.

Поразмыслив об подавленности воеводы Басманова Борис Годунов почувствовал что-то вроде озарения, будто ему