— Нет, мне нравится с родителями.

— Малявка! Ладно, их я тоже приглашаю. Эй, вы, поехали ко мне в гости!

— А где Грета? — спросила Аннушка.

— Мамка? Да без понятия. Я от неё свалила, живу одна. Отличное местечко! Поехали, будете моими первыми гостями.

— Вообще-то у нас были другие планы, — сказал я.

— А теперь у вас эти, — уверенно сказала Даша. — Отказываться от моих приглашений невежливо.

— Настаивать на таких предложениях ещё более невежливо.

— Плевать. Вы едете сами, или мне просто покидать вас в кузов? — у девушки начало странно подёргиваться лицо, — Я, может быть, даже довезу вас живыми! Но это не точно! Ха-ха-ха!

Глаза бегают, губы кривятся, руки совершают мелкие нескоординированные движения. Адекватностью тут и не пахнет.

— Прости, — сказал я примирительно, — может, в следующий раз.

— Ты не понял, Лёха. Я вас не спрашиваю, — Даша щёлкнула пальцами, и я застыл.

Всё чувствую, всё понимаю, двинуться не могу. Точно, как в прошлый раз. Аннушка, которую вижу краем глаза, явно в том же положении.

— Я же говорила, — укоризненно сказала девушка, — кину в кузов и отвезу. Что вам стоило сразу согласиться? Сделали бы вид, что нормальные, а не как все! Я бы сделала вид, что поверила, всем было бы хорошо. Но нет, обязательно надо было меня обломать!

Она подошла к Аннушке и задумчиво пощёлкала её по носу. Спросила:

— У тебя какой размер ботинок? Ах, да, ты же не можешь ответить… Ладно, сниму, померяю. Надеюсь, носки не воняют.

Даша присела на корточки, рассматривая Аннушкины боты. В это время Сашка, спокойно подойдя сзади, внезапно отвесила ей смачного пенделя по плотно обтянутой штанами заднице.

— Эй! Ты как… — завопила Даша, но нас внезапно отпустил паралич, и я моментально сшиб её с ног, придавил коленом, завернул руки за спину и в таком положении зафиксировал.

— Дай ремень, — попросил Аннушку.

— Хочешь выпороть эту засранку? — мстительно спросила она. — Отличная идея!

— Пока просто связать.

Даша не выглядит испуганной и даже раздосадованной. Улыбается и смотрит на нас. Сашку только пожурила:

— Зря ты так, от родителей одни проблемы. Пора взрослеть, малявка!

— Мне и так неплохо, — ответила девочка. — Не смей обижать моих родителей!

— Да их обидишь! — смеётся Даша. — Эй, Аннушка, Лёха, вы меня убьёте, надеюсь?

— Прям надеешься? — усомнился я.

— А ты думал, испугаюсь? Хрен ты угадал! Ну вот ударь меня, ударь! Пни!

— Воздержусь, пожалуй.

— Слабак! Видел бы так меня мама лупила, обоссался бы и рыдал, как младенец! Давай, пристрели меня! Или ты для красоты револьвер таскаешь, ковбой?

— Это пистолет?

— А я что сказала?

— Револьвер.

— Это не одно и то же разве?

— Нет.

— Ну, пристрелить-то меня из него можно?

— Можно. Но не нужно.

— А если я вырвусь и вас убью? Я могу, я знаешь сколько народу для мамки убила!

— Сколько?

— Дофига. Считать устала.

— Врёшь.

— Ну и что? Вру, да. Каждого помню. А ты?

— А я нет. Недосуг было запоминать. Дело военное.

— И меня не вспомнишь?

— Да что с тобой не так? Не буду я в тебя стрелять, нафиг надо.

— А что будешь?

— Обещай, что не нападёшь и проваливай. Что нам делить-то?

— Боты хочу, как у неё!

— Не отдам, — быстро сказала Аннушка. — Самой нравятся. Но могу показать место, где их делают.

— Замётано! — согласилась Даша. — Отвязывай.

— И никаких больше колдунских штучек? — уточнил я.

— Не, ты что, не видишь, — меня отпустило. На какое-то время.

— И часто тебя так штырит?

— Постоянно. Мамка меня била чем-нибудь по башке, я вырубалась, и потом норм. Но я от неё свалила. Достала она меня. Ух, как она бесилась, когда я сказала, что не вернусь!

— А ты не вернёшься? — спросила Аннушка.

— Ни за что. Лучше сдохну. Развязывайте, не ссыте, я в адеквате сейчас.

— Как думаешь? — с сомнением спросил я Аннушку. — Развязать?

— Она не врёт, — ответила мне вместо неё Сашка. — И не нападёт.

Я подумал, что у неё, наверное, как у Алины, встроенный брехометр, и развязал девушку. Она растёрла запястья, встала, оперлась задом на кузов и сказала:

— Теперь-то поедем ко мне? Ну, давайте, ну что вам стоит? Мне одной адово скучно.

— А поехали, — внезапно согласилась Аннушка.

— Супер! — оживилась Даша. — А можно мне за руль? Я умею, честно!

— Нет, но покажешь дорогу.

— Ну и ладно, — ничуть не расстроилась та. — Я всё равно только на автомате могу. Но всё остальное умею, правда! Фары, там, включать…

— Ах, ну если фары…

Когда тронулись, Сашенция просунулась с заднего сиденья и прижалась к моему плечу, глядя вперед. Это… пожалуй, приятно. У меня не было детей, глупо было заводить их во время войны. В штурма́х если кто и доживает до гражданки, то это почти всегда означает некомплект конечностей. Нафиг такой отец нужен? Думал: «Вот война кончится…» — но она всё не кончалась и не кончалась. Наверное, дело в сенсусе, которого у нас дофига, профессор Лейхерот Теконис объяснил бы правильно. Потом я остался без ноги и без жены, вопрос детей сам собой снялся с повестки дня. Так что я даже не могу сказать, люблю ли я детей. Не знаю, не пробовал. У Фомича была теория, что у настоящего солдата отцовский инстинкт должен быть очень сильным, потому что он прирождённый территориальный защитник, а это производная от сбережения потомства. Как по мне, он идеалист и судит о людях по себе. Солдат — это случайная судьба, а не предназначение. Однажды ты влипаешь в войну, как муха в клей, и не можешь вырваться, не оторвав лапки. Я, вот, оторвал всего одну, и это за счастье. Однако, когда к моему плечу прижимается ребёнок, во мне возникает порыв его защитить. Ну, или хотя бы обнять. Я поддался порыву и обнял Сашку. Она прижалась