свою пользу. «Царь, — продолжает Шернваль-Валлен, — думал о совещательном комитете, чтобы ближе ознакомиться с финляндской администрацией. Граф Берг, захваченный врасплох, в первый момент остановился на дурном средстве защититься против этого учреждения. Он утверждал, что задуманное дело будет худо принято финляндцами. «Я не имею основания предполагать этого», — заметил Государь и приказал Бергу представить свои замечания по проекту, который гр. Армфельту надлежало передать ему. Начался оживленный спор между Армфельтом и Бергом. Берг обвинял Армфельта в том, что он устроил для него засаду. «Финны-интриганы, — сказал он, — и комитет послужит лишь поводом к новым интригам». Берг понял, что заложенная мина угрожала его «всевластью» и потому стал думать о средствах избежать опасности и задался бесконечно трудным делом отыскать себе союзников среди высших сановников Империи, которые бы поддержали его у Монарха. Но самый влиятельный из них, кн. Горчаков, был уже предупрежден финляндцами и остался равнодушным к аргументу Берга. Берг пустил в ход свою хитрость и лесть; но Армфельт противопоставил этому свое мужество, стойкость и открытую речь, местами даже дерзкую. Граф Армфельт сказал, в присутствии генерала Берга, что он презираем в Финляндии и не пользуется никаким доверием. Старая лисица взяла тогда паспорт зайца и изменила план действия. Берг напал на учреждение и желал лишить сенат права назначать членов комитета с тем, чтобы самому избирать их и, наконец, предложил, чтобы комитет состоял из двух членов, определяемых из высших сановников России»...

Теснимый с разных сторон, Берг, идя на компромисс, представил записку о том, в каком виде, по его мнению, надлежало организовать комитет. Против его проекта был составлен контрпроект и, наконец, выработано, хотя и не во всем с ним согласное, положение о комитете. В проекте графа Берга русские члены полагались в равном числе. Граф Армфельт, зная придирчивость финляндцев и не желая показать себя склонным к допущению влияния России, умолчал о русских членах и предложил назначать одного, по избранию самого Государя, кого он захочет, русского или финляндца. Но все-таки выходило, что выбирает не сам Государь, а представляет — министр статс-секретарь. Граф Берг настоял, однако, чтобы Государю представлялись протоколы комитета и особые его записки.

27 марта (8 апреля) 1857 года учрежден комитет по финляндским делам.

Комитет состоял из министра статс-секретаря, как председателя, и четырех членов, из которых помощник статс-секретаря являлся обязательным, остальные же назначались на три года, таким образом, что один избирался лично Его Величеством, а двое остальных — генерал-губернатором и сенатом совместно, преимущественно из членов сената, губернаторов и других высших чиновников в стране. Первыми членами комитета назначены были ст. сов. Брунер и барон Сёдеркрейц, а вскоре затем 24 апреля (6 мая) 1857 года из русских, по избранию Государя, барон Рокасовский, как уже знакомый с финляндскими делами.

Манифест от 8 апреля (27 марта) 1857 года о комитете был сначала принят с недоверием в крае, так как опасались, что в Петербурге имели в виду заменить им ожидавшееся народное представительство. Истинной же причиной его возникновения, как мы видели, являлось желание министра статс-секретаря упрочить свое положение и иметь постоянно около себя сведущих лиц.

Другой современник учреждения комитета, Снелльман, в своих записках («Путь к сенаторскому креслу») говорит: «гр. Армфельт не желал один нести на своих плечах ответственности в важных вопросах. Да и на комитет тогда смотрел, как на противовес самовластным и обыкновенно малосведущим в делах генерал-губернаторам».

Комитет был учрежден, но враждовавшие стороны не успокоились. Особенно не щадили генерал-губернатора чины статс-секретариата: барон Шернваль-Валлен называл его «жонглером», «Дон-Кихотом», Мюнхгаузеном и человеком опасным у трона, так как он подрывал, по его мнению, престиж власти.

28 июня 1858 года Государь с Императрицей Марией Александровной и августейшими детьми, на возвратном пути из поездки в северные губернии, посетил монастыри Валаам и Коневец. Его сопровождали граф Берг, Выборгский губернатор генерал-майор Индрениус, Нюландский — статский советник Антель. Для приема приготовлены были в старой гостинице комнаты, в число которых вошли так-называемые царские кельи, где останавливался Александр I в 1819 году. Посещением обители Государь, как Он сам выразился, исполнил «давнишнее желание». Во время завтрака Государь с живейшим участием расспрашивал генерал-губернатора о положении Финляндии, об урожае, народном быте и пр. — Торжественным звоном во все колокола, с крестами, хоругвями, освященной водой и с пением молитв, настоятель с братией монастыря встретили и проводили Высоких Посетителей. Дорога в собор была усыпана цветами.

Император Александр II на Валааме 28 июня 1858 г.

1859 год ознаменовался полувековым юбилеем сената и смертью выдающегося сенатора Л, ф,-Гартмана. 20 сентября (2 октября) последовал рескрипт на имя генерал-губернатора с указанием на то, что действиями сената «постоянно руководила неизменная любовь к Монарху и к отечеству, строгое усердие при исполнении своего долга, испытанная опытность и прозорливость при рассмотрении дел»... за что сенату выражено было монаршее удовольствие и сердечная признательность. Кроме того, было отмечено совестливое исполнение своих обязанностей гражданскими и военными чиновниками, их «непоколебимая верность престолу». Им изъявлено монаршее благоволение с выражением уверенности, что каждый сын Финляндии и впредь пребудет непоколебимо воодушевленным тем же образом мыслей... и узы, уже полвека соединявшие Финляндию с прочими землями, находящимися под Российским скипетром, свяжутся еще неразрывнее для взаимного благосостояния и спокойствия.

Вслед затем (28 ноября н. ст.) сенату выражено было особое доверие, предоставлением ему рассматривать и самостоятельно решать некоторые дела, без представления их Государю.

В 1859 году умер сенатор барон Ларс Габриель фон-Гартман. Главная его деятельность относится к царствованию Императора Николая I; на рассматриваемое время Императора Александра II приходится немногое: открытие Сайменского канала, в устройстве которого Гартман принимал горячее участие, и горячая борьба за свою финансовую деятельность. Гартман был крупнейшим представителем бюрократического режима; он почти единовластно распоряжался во вверенной ему области и потому приобрел много врагов, которые давно подкапывались под его положение. Они добились того, что его управление финансами подвергнуто было контролю и поверке. Это сильно повлияло на его самолюбивый характер. Он подал (в 1858 г.) в отставку и уехал в свое имение, где вскоре и умер, в полной бездеятельности, всегда пагубной для лиц, всю жизнь проведших в неустанной работе.

Как натура властная, он не терпел около себя проявления самостоятельности. Он мало говорил, стараясь кратко и определенно изрекать свои повеления; глаза его были обыкновенно полузакрыты и только лица, вызывавшие его раздражение, видели их раскрытыми и сверкающими гневом. Находили, что своими манерами он старался подражать Меттерниху. Как видный деятель своего времени, много влиявший