Кто-то в медицинской академии пошутил, что у студентов медвузов есть только три пути: либо из них выходят врачи, либо убийцы, либо художники. Ни первое, ни второе из Роя не вышло. Оставался третий путь. Художник из него тоже не вышел, потому как и не хотел выходить. Он сам превратился в него. Тот парень в морге был абсолютно мертв. Это не казалось странным. Странным было то, что Рой вдруг представил себе, как когда-то двигались мышцы, составляя необыкновенную красоту тела. Следы тренажерного зала, солярия и заботливого ухода так не сочетались с неподвижностью смерти, что Маккена испугался. Испугался впервые и понял, что не хочет, не может и не будет уродовать скальпелем эту обездвиженную гармонию. Он завалил экзамены и оказался одновременно выкинутым отовсюду. Из академии. Из дома, где семейная династия, кромсавшая людей испокон веку, отказалась понимать его доводы. Из палаты психически неуравновешенных, но излеченных пациентов. В общем, он оказался абсолютно свободным. От всего. И стал свободным художником.

Энди пританцовывал, и Рой точно знал, как движутся мышцы под оболочкой кожи и футболочной ткани. Жизнь на стыке юности и взрослости… И он касался ее.

— Рой! — от неожиданности взвизгнул парень. — Я не слышал, как ты спустился!

— Я тут наблюдаю это уже минут пятнадцать.

Мальчишка покраснел. На лице его выстроилось выражение, точно укладывающееся в словоформу: «Мамочка, больше никогда без разрешения не буду трогать твой фаллоимитатор». В ответ, на лице Роя тоже обозначилась словоформа: «Я сделаю вид, что ничего не видела, хотя рада, что ты стал взрослым».

— Иди сюда, — шепнул Маккена, притягивая мальчишку за ремень.

Парень попытался отстраниться, испытывая вдруг навалившееся стеснение.

— Постой, — слабое усилие защититься.

— Нет, — твердый отказ.

И рука уже под майкой. И все волоски дыбом. И опять штормит внизу живота. И нет навигатора, чтобы выгрести. Задыхается, потому что Рой целует так, что нет возможности хлебнуть воздуха. Бедро к бедру. Настаивает. Столешница гладкая, но спина липнет. Даже больно. Ой, мамочки! Блядь! Вторгается. Без объявления войны, сметая границы и защитные сооружения. Диктует волю.

— Расслабься и думай о себе, — шепчет, словно не допускает иного. — Я буду думать о тебе. И ты о себе. Просто верь.

— Да, — Энди отвечает неуверенно, мямлит, потому что действительно не уверен. Он уже не знает, где сам. Рой смел указатели. Иди ищи теперь!

Маккена улыбается. Он-то знает.

— Я все сделаю сам. Думай о себе.

И делает, потому что знает, что делать. До испарины. До изнеможения. До слез, что предательски соскальзывают из уголков глаз. А после - обнимает колени. И вновь целует. Дотягивается до шеи. Слизывает выступившие капли. И целует опять. Благодарно. Заключает перемирие. И плевать, что уже не с кем.

У Энди кружится голова. Кажется, его только что ударили чем-то тяжелым. Рой -

напротив. Что-то говорит, но парень не слышит. Он сидит на столе, пытаясь припомнить, где себя оставил. Вспомнить не удается. А искать надо.

— О, привет! — весело кидает Маккена. — И давно ты тут?

Кто? Стив! Боги! Откуда?! Когда?!

— Да вот, — объясняется тот. — Стою, процессу не мешаю. Привет, детка!

— А? Да. Привет.

Только этого не хватало! Провалиться бы сквозь эту проклятую крышку стола. Да, покупал, не думал для чего.

— А вы молодцы, — глупо замечает Шон. — Эксцентрично трахаетесь. Ты жив, мальчик?

— Жив, — хочется соврать. Не получается, потому что и не жив он вовсе.

— Надо бы забрать у тебя ключи, — замечает Рой, — а то вторгаешься, когда заблагорассудится.

— Если бы вы дверь в ответ на звонок открывали…

— А ты звонил?

— Нет, пятнадцать минут стоял и медитировал. Прикинь, не открылась.

Рой направился к Стиву, давая мальчишке возможность улизнуть в ванную. И хорошо, потому что Энди не узнает, что они успеют заняться ЭТИМ, пока он будет мыться.

— Слушай, детка, — Шон как всегда в хорошем настроении. — Я тут подумал, что готовишь ты, конечно, хорошо. Рой вряд ли опровергнет, но не думаю, что это мечта всей твоей жизни…

— Мне нравится это делать.

— Боги! — воскликнул Стив. — Только не это! Либо я сдохну в тренажерном зале, либо разжирею как свинья!

— Не мечта, — согласился Маккена. — Мечта нарисована в журнале.

— Стесняюсь предположить…

— Не стесняйся, — перебил Рой. — Это мотоцикл.

— Что-о-о? А впрочем… Ну, мне кажется, он подождет немного. У меня другое предложение.

— Уже можно начинать бояться? — шутит Маккена.

— Начинай. Хочу предложить Энди поучиться танцевать.

Повисла глупая пауза. Она была именно глупая, потому как полностью соответствовала выражениям лиц присутствующих. И хотя эти выражения можно было определить разными статьями, в них было все же нечто общее, словно все пытались проглотить некий увесистый шершавый ком. Причем один на всех. Безрезультатно.

— Что-о-о? — наконец выдавил Рой.

Энди понял - это почти приговор. Нужна срочная помощь защитника. Мальчишка умоляюще взглянул на Стива. Ну пожалуйста.

— А что тут такого? — как ни в чем не бывало продолжил Шон. – Рой, ну не хочешь же ты сказать, что он всю жизнь будет только тем и заниматься, что стирать твое несвежее белье и трахаться с креветками на сковородке? — потом помолчал и добавил:

— Трахаться с креветками… Как романтично. Во мне помер писатель. Вот видишь, к чему приводит отсутствие своевременного предложения.

— Постой, — начал Рой.

— Мне нравится стирать его белье и трахаться с креветками, — начал оправдываться Энди.

— Зерна зернами, плевела плевелами, — наседал Шон. — То есть ты хочешь сказать, что танцевать тебе вообще не хочется, потому что ты отдаешь предпочтение этим гребаным креветкам? Так, что ли?!

— Хочется! — выкрикнул Энди и виновато взглянул на Маккену.

— Тебе решать, — тот только пожал плечами.

— Ну, решай! — давил Стив.

— Ну…

— Решай!

— Да, — выдохнул парень, понимая, что только что во что-то вляпался. И вляпался так хорошо. Основательно так.

— Правильный ответ, — улыбнулся Стив, дружески похлопав Энди по плечу. — Скажи-ка, детка, а ты часом вчера с креветками не трахался?

— У него не было времени, — ответил за него Рой. — Он трахался со мной.

— Исчерпывающее заявление. Ну что ж, тогда обсудим все на голодный желудок.

— Я собирался делать греческий салат и курицу. Я сейчас приготовлю.

— По-тайски? — улыбнулся Маккена.

— Нет, — попался на уловку Энди, а когда понял - рассмеялся.

— Скажи мне, Стив, — Рой показательно развернулся к другу, — тебе оно зачем надо?

— Ну, как?! Креветки содержат кучу йода, оливки…

— Оливковое масло, — закончил Рой. — Я не о том.

— Ты не о том? Ага. А о чем? Ах, да. Мне оно не надо ни за чем. А ему… Ну, то, что ты с упорством маньяка будешь пачкать рубашки, не подлежит сомнению, а на старости лет еще и в простыни ссаться начнешь. Не уверен, что он стал бы вылавливать тебя, освети ты ему эту перспективу заранее. Поэтому, раз ты - неблагодарная скотина, а ты таковая и есть, придется мне подумать о его будущем, что, собственно говоря, я и сделал. А если честно, у мальчишки талант. Если сможешь - опровергни. Я-то в этом толк знаю. Поэтому, креветки креветками, простыни простынями, а талант надо развивать.

— Что ж, — почти согласился Рой. — Попробую сделать вид, что поверил.

— Я в толк не возьму, ты ревнуешь, что ли?

— Помилуй, друг сердечный. Это не мой стиль.

— А раз не твой, тогда раскладка пойдет следующим образом: поделим расходы пополам. Танцы, солярии, массажи - мои, а другие присадки — твои.

— А меня вы спросить не забыли? — возмутился парень.

— Ах, да, — теперь Шон демонстративно развернулся к Энди. — Про котенка мы забыли, но нынче слышен грозный рык.

— Я сам могу оплатить расходы.

— Ответ достойный не юноши, но мужа! А как же наш друг в журнале?

— Да? — оживился Маккена.

— Подождет.

— Рой, ты можешь быть спокоен. Успеешь состариться до того, как он его купит. Кстати, какой он там марки?

— Харлей Девидсон.

— О-о-о! Не сомневайся, ты еще и перекинуться успеешь.

Энди обиделся. Он, пожалуй, запустил бы в них салатом, но решил все же воздержаться. Стив смягчился, осознав, что зря задел парня.

— Детка, — начал он мягко, как только смог, — мы не сомневаемся, что ты при деньгах, но нам было бы спокойнее, если бы ты при них и остался. Не волнуйся. Разбогатеешь -

мы выставим тебе счет. Идет?

— Не знаю, — смутился Энди.

— Зря. Познай самое себя и отринь сомнения!

Дни затишья миновали, и Маккена опять впал в безудержное раздражение. День открытия выставки приближался, и каша, предшествовавшая ей, становилась все гуще. Временами она даже подгорала, потому что в доме неслабо пахло жареным. Напряженная работа днем и неукротимое пьянство по вечерам валили Роя с ног. Он осунулся, похудел, изменился до неузнаваемости. «Все нормально», — успокаивал Стив. — «Все