— Как потом строились ваши отношения?

— Прекрасно. Он принял то, что я оказался по характеру сильнее его, и подчинился. Мы с ним почти подружились. Правда, после моего отъезда он отказался сотрудничать с другим оператором.

— Как мы отреагировали на это?

— Так как мне возвращаться было невозможно, Центр поблагодарил его, даже выплатил небольшую премию и заморозил с ним контакты.

— Вы знаете, у меня тоже была похожая ситуация, — задумавшись, произнес тогда Юрий. — Правда, не в разведке, а в жизни. Мой знакомый был страстно влюблен в девушку, а она симпатизировала другому. Так вот, он записался с ней в один стройотряд, и они уехали на целый месяц, где не было ее симпатии. Она долго держалась, но после одной веселой вечеринки дала слабину и уступила. К осени выяснилось, что она беременна, и они поженились. Живут сейчас семьей в счастливом браке.

«Остается честолюбие, тщеславие, — рассуждал разведчик. — Вот это чувство у журналистов развито очень сильно. У Ульрики есть признание, даже восхищение читателей и зрителей. Ее узнают на улице, приглашают в качестве эксперта на политические передачи. А что, если попробовать, как у нас говорят, взять ее «на слабо»?»

— Дамочка, вы много и красиво рассуждаете о необходимости действий против репрессивной машины государства. — Юрген бесцеремонно перебил Бодера и Гудрун, обсуждавших с Майнер разницу во взглядах на революцию Че Гевары и Мао. Он специально выбрал задиристый тон. — А сами-то вы что можете конкретно сделать?

— Я постоянно выступаю в прессе с критикой правительства, — недоуменно ответила женщина.

— Пишете статьи, выступаете на радио и получаете за это неплохие гонорары. Так ведь?

— Не совсем. Мы много… — собеседница замешкалась. Было очевидно, что эти обидные слова задели ее.

«Вот и слабое место. Продолжаем».

— Скажите честно, вы сможете, взяв дубину, пойти вместе с нами лупить недобитых фашистов? Ведь это они чуть не лишили глаза Гудрун. Они здесь засели, недалеко. Сможете?

Молчание было ответом.

— А Андреас и Питер смогли. Эльза дралась с ними как кошка, хотя силы были неравные. Или вы готовы только написать гневную статью?

В комнате повисла тишина. Приятели понимали, что Краузе ведет какую-то свою игру, но не понимали какую. Ульрика оказалась женщиной с характером. Она не раскисла, наоборот, сжала кулачки со стильным маникюром, в глазах появился блеск.

— Если вы пойдете, то и я пойду, — тихо, но решительно заявила женщина.

Молодежь громко приветствовала ее признание. Но Юрген резко махнул на них рукой, останавливая шум.

— Мы собираемся пойти и сжечь здание концерна «Шпрингер-Пресс», этого рассадника злобы и лжи, поможешь?

У женщины от азарта загорелись глаза:

— Что надо сделать?

— Для начала нарисовать план первого и второго этажа. Все здание мы захватить не сможем. Мы приведем несколько сотен студентов, которые заблокируют работу этой фабрики лжи. Нам надо знать, что где находится. Ты же бывала у них в редакции?

— Конечно.

Это хороший манипулятивный психологический прием. Сразу задаются два вопроса. Сначала тот, на который мы хотим получить положительный ответ, и следом вопрос, на который возможен только положительный ответ. «Давайте застрахуем ваш автомобиль. Вы же хотите получить назад свой миллион, если его угонят или он сгорит?» Согласие со вторым мы воспринимаем, как и согласие с первым.

«Ее «конечно» это подтверждение, что она была в Шпрингере, одновременно это шаг по пути согласия помочь нам. Надо закреплять».

Вербовка — дело интимное, непубличное. Юрген раздал приятелям поручения, чтобы остаться с Ульрикой наедине. Он достал лист бумаги, карандаш, и они склонились чертить план здания.

Сама редакция с журналистами находилась на третьем этаже, для особо привилегированных маститых писак полагались отдельные кабинеты. Это одна часть задания. Теперь надо было узнать, у кого могли храниться нужные документы.

Они выпили по две чашки кофе, выкурили пачку сигарет, в конце концов, составили довольно подробный план. Как известно, совместная деятельность сближает сильнее, чем совместная выпивка. Безусловно, выпивка тоже, но только потом, после реального дела, как закрепление отношений. Она также помогает углублять отношения в ситуации, когда ты открываешь собеседнику какую-то свою тайну.

Юрген заставил женщину принять важное для нее решение. Он помнил наставление более опытных товарищей, что после такого события человеку надо дать выговориться. Это нужно для того, чтобы человек, проговаривая, смог убедить теперь уже сам себя, что поступил правильно. Как бы вербовщик ни готовился к разговору, какие бы аргументы ни заготавливал, понять, какой из этих аргументов сработает, очень сложно. После этапа принятия решения должен идти не менее важный этап закрепления. Объект сам для себя начинает искать и ранжировать доводы, приведшие его к принятию решения о сотрудничестве.

Женщине надо было выговориться, объяснить, почему она решила изменить свою жизнь, связавшись с радикальным движением. Краузе узнал то, о чем почти никому не рассказывала журналистка. Ульрика рано осиротела и воспитывалась у одинокой подруги матери. Та привила ей смесь христианской и коммунистической морали. Надо жить честно, жить по справедливости, желать добра для всех, не обманывать, не изменять.

Но сама действительность жестко разбивала ее иллюзии. Учителя, говорившие о добре, как позже выяснялось, были ярыми пособниками фашистов. А кем они еще могли быть, если вся Германия была такой. Политики, говорившие о демократии с экранов и со страниц журналов, дома тайно хранили книги Гитлера и по привычке отмечали его день рождения. Полиция, имеющая обязанность защищать граждан от злодеев, сама убивает безоружного мирного демонстранта. Муж, который клялся ей в любви и верности, почти открыто теперь имел любовницу. Прежние идеалы рушились. Теперь она захотела нарушить их сама. Причем все. И начнет она с того, что заменит терпимость на насилие.

— Скажи мне, Ульрика, есть у Шпрингера журналисты, которые серьезно занимаются освещением политики в стране, или там остались только те, кто гоняется за «жареными» темами — уголовка, интимная жизнь звезд экрана, сплетни о женах бизнесменов?

— Есть несколько человек.

— Ты с ними знакома?

— Да, мы общаемся. Встречаемся на эфирах.

— Мне интересны люди,