Все, чего я хочу, – это дать пять Ноа за то, что он заступился за свою сестру перед этими грубыми маленькими придурками… но я должен помнить, что они дети, а я – взрослый, ответственный за них. Я подхожу к мальчишкам и расталкиваю их, тяжело и раздраженно вздыхая.

– Прекратите! – говорю я, перекрикивая шум катка. – Вы правда думаете, что чему‐нибудь научитесь, если будете заняты тем, что бьете друг друга?! Сегодня вы в одной команде, вашу ж… – Я зажмуриваюсь, помня, что в присутствии детей нужно держать язык за зубами. – Бога ради!

Конопатый тут же приподнимает рыжую бровь.

– Ты же понимаешь, что мы знаем, что такое ругательства?

– Конечно. Но от меня вы их не услышите.

Другой мальчишка усмехается.

– Мы просто пытаемся быть как вы, тренер. Мы же знаем, как вы любите штрафные.

Веснушчатый ухмыляется.

– Ага, ты же так и попал в НХЛ. Просто лупил всех направо и налево. Мы думали, это и есть секрет твоего успеха!

Они все хохочут. Кроме Ноа, который смотрит на меня своими большими темными глазами. Выражение его лица всегда кажется немного меланхоличным, этим он мне и нравится… Может быть, потому что это выражение лица так похоже на мое собственное. Мне нравится, что он не слишком разговорчив и не распускает язык, как другие. Он здесь только ради одного: ради хоккея.

Вот бы ребята оставили его и его сестру наконец в покое.

– Держись, чемпион, – говорю я Ноа тоном, которого раньше никогда от себя не слышал. Фраза получилась мягкая, даже добрая. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от того, как же мне не нравится, что я так прозвучал. Я откашливаюсь и продолжаю уже более низким голосом: – Не дай себя задеть.

Мальчик кивает.

– Так вы правда позанимаетесь со мной один на один?

– Твоя сестра уже поговорила с тобой об этом? – Я выпрямляюсь, осознав, что они это обсуждали. Они говорили обо мне. Отчасти я надеялся, что она об этом не вспомнит.

Не знаю, почему мне так сильно хотелось, чтобы она согласилась на индивидуальные занятия, но чувство предвкушения преследовало меня все выходные.

В ответ на мой вопрос Ноа вытирает пот с шеи тыльной стороной ладони.

– Да. Я сказал ей, что я не против.

– Хорошо.

Я делаю глубокий вдох, надеясь, что Ноа этого не заметит, затем осматриваю трибуны в поисках Энди. Она здесь появляется не всегда, иногда Ноа приводит женщина постарше. Но, к счастью, я легко нахожу ее в толпе. Все вокруг тусклое и серое, сидения изношенные. Но Энди – яркое пятно посреди серой массы, сияет, как солнце в пасмурный день.

Ладно, должен признать, что у этого солнца очень уж острый язык.

– Я найду ее после тренировки, и мы обо всем договоримся. – Мое сердце учащенно бьется при мысли о еще одной перепалке с низенькой, но могучей Энди. Должно быть, я жажду проиграть, потому что одна только мысль о том, что его старшая сестра ответит мне одной из своих дерзких острот, приводит меня в восторг.

Ноа снова кивает и уезжает на коньках в другую сторону.

Как только тренировка заканчивается, я переодеваюсь и выхожу из раздевалки, чтобы найти эту дерзкую блондинку. Искать мне не приходится долго. Блестящие карие глаза Энди сами находят меня. Если бы вы выстроили передо мной в ряд двадцать женщин и закрыли все, кроме их глаз, я бы без труда определил ее.

Она ухмыляется, это сражает меня наповал, хуже удара Ильи во время той драки. Те несколько раз, когда я общался с Энди, она либо таращилась на меня, как на сумасшедшего, либо кричала на меня изо всех сил. Но эту легкую ухмылку я еще не видел, и от глубокой ямочки на ее левой щеке у меня подкашиваются колени. На Энди снова синяя медицинская форма, так что я могу предположить, что она работает в больнице, это объясняет ее отсутствие здесь в некоторые дни.

Энди идет рядом со мной, стараясь идти в том же темпе, что и я. Мы выходим с катка в вестибюль ледового комплекса. Но у такой низенькой девушки нет ни единого шанса за мной угнаться. Я не могу не смотреть на ее шикарные ноги, обтянутые леггинсами. Энди сильная девушка. Ее мышцы на бедрах не уступают моим. А это уже о чем‐то говорит.

Я зажмуриваю глаза, отгоняя ненужные мысли. Когда в последний раз женщина так вскружила мне голову? Может, никогда.

Она начинает разговор, пока мы идем:

– Ладно, здоровяк. Если честно, я не уверена, что вам с Ноа стоит вместе тренироваться, но, похоже, он не против, так что я дам тебе шанс.

Она замолкает.

Она даст мне шанс. Я останавливаюсь, как только мы оказываемся в стороне от толпы, которая пытается покинуть каток. Впервые в жизни мне приходится бороться с желанием улыбнуться. Любой, кроме этой девушки, скорее всего, отдал бы все, чтобы игрок НХЛ смог поработать с их ребенком один на один. Но только не она.

– Если предложение все еще в силе, – быстро добавляет Энди.

Я достаю свой телефон из кармана джинсов и спрашиваю:

– Какой у тебя номер? Я сохраню его и напишу тебе, когда можно будет потренироваться.

Ее щеки розовеют, и, черт возьми, она никогда еще не выглядела так привлекательно. Мне хочется, чтобы она снова улыбнулась, и я вновь мог увидеть ямочки на ее щеках.

Энди набирает свой номер у меня в телефоне и добавляет:

– Возможно, будет сложно состыковать это с моим графиком, но я постараюсь все уладить.

– Чем ты занимаешься? – спрашиваю я, не успев удержаться.

Мое желание узнать о ней все почти непреодолимо, но я не должен задавать ей личных вопросов. Я не должен сближаться с ней.

– О, я медсестра в отделе реанимации и интенсивной терапии, – она снова улыбается, давая мне еще раз увидеть ямочки на щеках, к которым я легко пристрастился. – Так как я теперь опекун Ноа, мне пришлось основаться здесь. Но у меня гибкий график… вроде бы.

С недавних пор она опекун Ноа. Я хочу задать еще несколько вопросов и получить более четкое представление о том, что случилось с их родителями, но решаю от этого воздержаться.

– Хорошо. – Я чешу затылок и смотрю на кроссовки Энди. Я всегда плохо умел заканчивать разговоры и обычно просто резко уходил. Но по неизвестным