тому времени уже, судя по всему, было под тридцать. Так, Халливелл называет его «старомодной кинозвездой, которая может взяться за что угодно, иногда даже с успешным исходом».

Ричард хмыкнул.

– Старый добрый Халливелл. – Он прочитал еще. – Похоже, в конце девяностых он взял трехлетний перерыв… период вне моей области знаний… почему же, интересно?

Ричард оторвался от книги и понял, что его больше никто не слушает. Разве что Лапьер хоть сколько-то обращал внимание, но выражалось это в крайнем презрении. Однако Ричард все равно продолжил:

– Итак, он снялся в фильме под названием «Крылья моего брата», затем на некоторое время затих… Нужно свериться с энциклопедией Каца…

– «Крылья моего брата»? – задумчиво произнес Ален. – А не там ли погиб каскадер?

Ричард ожидал, что Валери тут же навострит уши, но девушка по-прежнему витала где-то далеко отсюда. Он пролистал еще несколько страниц и полез достать пару книг.

– С тех пор у него практически не было хитов, и он почти всегда работает с Фридманом.

– Это потому, что никто другой его не берет, – влез Ален. – Он либо пьяница, либо фееричный персонаж.

– Он терпеть не может быть самим собой, – тихо проговорила Лионель, затем совершенно другим тоном, беззаботно позвала, давая понять, что ужин готов: – À table![16]

Ален сдвинул два стола, чтобы все уселись одной компанией, хотя сам комиссар будто бы по-прежнему не горел желанием присоединяться. Однако его лицо просветлело, когда красивая, известная на весь мир кинозвезда поднесла к его носу тарелку с пастой под домашним соусом.

– Merci[17], – сказал комиссар, несколько смущенный. – Выглядит очень аппетитно.

Пока мадам Таблье удалилась на очередной поединок с остатком журналистов, Ален разлил по бокалам вино. Ричард неохотно отложил книги и уселся между Валери и Лионель. Еда пахла восхитительно, и все разразились благодарностями, хотя мадам Таблье, прежде чем опять исчезнуть, посетовала на разведенный бардак.

– Тетушка, – обратилась к Валери совсем не похожая сейчас на звезду Лионель, – не могла бы ты передать мне пармезан, пожалуйста?

Ален, который, очевидно, очень серьезно отнесся к должности виночерпия, предложил подлить еще, но Лионель отказалась.

– Нет, спасибо, – улыбнулась она, – завтра важный день. Нужно выглядеть и выложиться на все сто.

– А что будет завтра, мадам? – поинтересовался Лапьер, не замечая, что при этом капает себе на галстук соусом.

– Большая постельная сцена, – ответила Лионель таким будничным тоном, без полутонов и надрыва, словно беспечно напомнила присутствующим, что назавтра у них назначено к дантисту.

Несколько мгновений единственным звуком оставался звон приборов о тарелки, затем Лионель попросила немного багета, что изящно разрядило напряженную атмосферу и позволило Ричарду разразиться приступом кашля, который он отчаянно пытался сдержать. Лионель похлопала его по спине, как ребенка, и Ричард сбивчиво извинился.

– Прошу прощения. Должно быть, не в то горло попало.

Он густо покраснел, радуясь, что среди них, по крайней мере, нет Мартина и Дженни, которые не упустили бы шанса ввернуть чудовищную двусмысленную шуточку.

Валери по-прежнему хранила странное молчание, и у Ричарда, англичанина, который не всегда разбирался в подобном, сложилось отчетливое впечатление, что тетя и племянница уже обсуждали этот вопрос и не пришли к окончательному согласию. Лапьер, вытирая с галстука соус и не глядя на Лионель, спросил:

– Как вы готовитесь к подобному, мадам? Вряд ли это легко.

Лионель вздохнула.

– Эти сцены не всегда даются легко, но теперь снимают их реже, чем раньше. Завтрашняя отнюдь не необоснованна, она – часть истории. Аморетт сказала, что это один из немногих исторически подлинных эпизодов фильма! – Актриса немного нервно рассмеялась. – К счастью, наш режиссер – женщина. Саша прекрасно понимает, насколько все это неловко. Она даже сравнила свою роль с моей: мол, женщина-режиссер в мире мужчин! Можно мне еще багета, пожалуйста?

Ричард передал ей корзинку.

– Самое главное, – добавила Лионель серьезным тоном, – это доверять партнеру по сцене как актеру. Без доверия и уважения вообще никуда.

В комнате воцарилась тишина.

– А вашему партнеру в этой, э-э-э, сцене вы доверяете? – спросил Лапьер.

– Мой партнер в этой сцене, месье, – это Рид Тернбулл.

На лице Лапьера отразилось недоумение, но Валери тайком качнула головой, давая ему понять, что с темой пора завязывать.

– Ну, по крайней мере, завтра у него должен быть последний съемочный день. – В голосе Лионель звучала надежда. – Сцену решили передвинуть в графике, чтобы отпустить его пораньше.

Дверь открылась, и к ним, запыхавшись, вернулась мадам Таблье.

– О, ну почему бы не начать без меня? – Мадам отодвинула стул и уселась рядом с Аленом. – Пока что они почти все разошлись, но сказали, что завтра вернутся. Первым делом, с утра. Всё твердили: «Да кто такой этот доктор Эйнсворт? Мы хотим увидеть Лионель Марго». Надеюсь, у вас завтра по плану легкий день, потому что выбраться отсюда будет чертовски трудно.

В ответ воцарилось молчание.

– Что?

– Хотелось бы обойтись без этого! – Лионель посмотрела на Валери в поисках помощи, а та глянула на Ричарда, чтобы узнать, не посетила ли его какая-нибудь идея. И в кои-то веки она его посетила.

– Позвольте мне, – застенчиво произнес он и пошел звонить по телефону.

Глава десятая

– Вам повезло, что сегодня ясное утро, – громко произнес Патрис Марнье, прибавляя газу.

Пламя разгорелось, испуская оранжевое свечение и обильный жар. Большой воздушный шар всех цветов радуги величественно оторвался от земли, вызывая восторженные возгласы тех, кто находился в корзине. Высокий Патрис был одет в свободную белую рубашку, темные волосы длиной до плеч растрепались, на щеках темнела недельная щетина, так что любой голливудский продюсер выбрал бы его на роль спасителя дамы, попавшей в беду. Он был похож на мушкетера в увольнительной, и никто не мог отвести от него глаз, кроме Ричарда, который небрежно прислонился к корзине и с весьма самодовольным видом потягивал кофе. Самодовольство подпитывала еще и Валери – тем, что была явно впечатлена его новаторской идеей. Она предсказуемо радовала глаз красотой: с лучезарной улыбкой и развевающимися на ветру волосами, словно на модельной съемке. Лионель выглядела не менее потрясающе: хрупкий ангелок на фоне облаков. Ален, что интересно, слегка нервничал и цеплялся за край корзины. Мадам Таблье – Ричард никак не мог понять, почему она вообще здесь оказалась, – оставалась равнодушной, а Паспарту пребывал в полном ужасе и уткнулся мордочкой в сгиб руки Валери.

– Спасибо, что так быстро откликнулся, Патрис, – произнес Ричард, наслаждаясь мгновениями буквально солнечной славы.

– Рад помочь! – отозвался Патрис, что-то настраивая на приборах и направляя шар в небо над воротами и головами разъяренных журналистов, ожидающих там. – Не каждый день доводится поработать в качестве такси для Лионель Марго.

Он улыбнулся актрисе, которая благоразумно пряталась посреди корзины, избегая пристального внимания длинных объективов.

– Как чудесно, месье, иметь возможность взять и улететь в облака, если вам того захочется, – проговорила Лионель, когда