Тревожно поглядывая на часы и одеваясь, Гуров думал о том, что повод, с которым он обратится к Полонскому, должен быть личным. Задеть за живое. А значит, ему нужен тот, кто знает либо жизнь художника, либо историю города, в котором тот вырос и в который, любя и ненавидя, регулярно возвращался. И по всему выходило, что путь его сейчас лежит в узкий, плохо освещенный и смахивающий на могилу кабинет участкового, Вити Сизого.

Звонку Виктор не удивился и, раз обеденное время уже миновало, охотно согласился отобедать с новым приятелем еще раз. Это давало ему вполне официальный повод покинуть раньше времени свой маленький, не отремонтированный, лишенный даже кондиционера, кабинет. Конечно, возвращаться на службу в конце рабочего дня смысла уже не будет, и дела придется передвинуть на завтра. Но дела Гурова интереснее, важнее, и в целом кто такой старлей, чтобы полковнику в помощи отказывать.

Они встретились в открытом кафе и заняли самый дальний от дороги столик. Там было тише и можно было наблюдать за беззаботной возней детишек в детском саду неподалеку. Ожидание заказа скрасилось разговором о том, как с детства детишек приучают к тому, что высокий забор — это прежде всего для их блага. С возрастом забор для некоторых из них превращается в решетки, а вопрос, кто кого и от кого защищает, обретает новые нюансы. Осторожный и хитрый Сизый дождался, пока Гуров отобедает, и лишь когда официантка убрала лишнюю посуду, деловито осведомился:

— В честь чего маскарад, от кого скрываемся? Мне тоже входить в режим «инкогнито» или можно как есть?

— Можно как есть. И отставить юмор, Виктор, серьезнее, пожалуйста. — Гуров поправил козырек кепки. Выходя из дома сегодня, он решил обойтись без рубашек с короткими рукавами, с легкими, веселыми принтами, на которых так настаивала Мария. Теперь, в светло-серой однотонной футболке, кепке и солнечных очках он чувствовал себя более собранно. И чего греха таить, больше готов к внезапной фотосессии. Встречи с журналистами он всеми силами хотел бы избежать, но штука эта непредсказуемая. А если Витя поможет ему с темой для звонка, вероятность подобной встречи существенно возрастала. Онейского же участкового смутить или сбить с настроя оказалось не так-то просто. Он продолжал сдержанно улыбаться, ожидая продолжения речи, и Гуров ни секунды не сомневался в том, что лейтенант поможет. Но и своего не упустит.

— Маху я дал вчера. Это и ошибкой-то не назвать… Просто в следующий раз буду умнее. А к тебе у меня дело вот какое…

Коротко изложив свой план, Гуров помолчал, давая Сизому поразмыслить. Думал Сизый примечательно: поставил локти на стол, сплел пальцы, водрузил на них подбородок. Взгляд его утратил скучливую, тщательно заученную беспомощность, стал цепким и напряженным. Гуров подумал о том, что такие ребята не приносят пользы только при плохом начальстве. Ленивом и равнодушном. Может быть, из Виктора Сизого и вышел бы толк. Ему бы немного помочь.

— Не помогу, Лев. Но точно знаю, кто поможет. Пойдем сейчас в гараж, возьмем машину, чтобы ноги не топтать. В управление поедем, с человеком тебя познакомлю. Скажешь ему, что книгу пишешь, да, хорошая легенда. И глазами не сверкай на него, полковник. Договорились? Чудак он немного, наш Толик. Но про Полонского больше, чем мы оба, вместе взятые, знает.

Пока добирались, Виктор рассказал о человеке, с которым Гурову предстояло познакомиться, и к тому, что увидел в конце пути, Лев оказался готов.

Миновав проходную Главного управления, они спустились на цокольный этаж, и там, возле вечно закрытого туалета, обнаружилась каморка фотографа-криминалиста. Толик Милованов оказался с Гуровым практически одного роста и не намного моложе. Однако смотрел фотограф в пол, волосы носил плотно прилизанными к голове, а на одежде его отчетливо виднелись следы от недавней трапезы на рабочем месте и продольные полоски от домашней сушилки для белья. За тем, чтобы на одежде самого Гурова таких полосок не было, строго следила Маша, да и сам он умел управляться с утюгом и гладильной доской. Анатолий, судя по всему, был одинок и робок. Именно поэтому главную роль в разговоре взял на себя Сизый. Не напирал, Гурова представил вскользь и будто забыл о нем. Покружил по мастерской, похвалил фотографии. Побеседовал на отвлеченные темы.

Поняв, что общение с этим человеком в футляре можно смело доверить Виктору, Гуров отвлекся, осмотрел помещение. Мастерской, как и кабинетом фотографа, это место показалось ему лишь с первого взгляда. Здесь действительно была заброшенная бытовка, которую чудаку и тихоне Милованову отдали под рабочее место, и реактивы с емкостями для проявления фото здесь соседствовали со списанными ведрами и швабрами. И то сказать, на дворе двадцать первый век. Неужели Онейск город настолько нищий, чтобы у эксперта, фотографа-криминалиста, не было цифровой камеры? Как он работает? Торчит здесь по ночам, когда точно никто не отвлечет и не потревожит, проявляет фото под красной лампой, как делал в детстве отец Гурова? Все может быть. С другой стороны, кто ждет Толика дома? Едва ли у него есть хотя бы кот.

Зато стало без дальнейших комментариев понятно, какой Милованову интерес в жизни и творчестве Полонского. Творческий, красивый, добрый, любимый всеми, кто с ним знаком, он заставил заметить себя — весь мир. И всем своим видом будто говорил таким, как Милованов: «Я сумел, значит, и ты сумеешь».

Ради того, чтобы продолжить разговор о Полонском, Милованов, будто не ссылался несколько минут назад на занятость и график, вышел за ними в коридор. Потом в курилку, где Витя курил и кивал, а Толик продолжал и продолжал говорить. Гуров искренне восхитился тем, как ловко Сизый заставил замкнутого коллегу раскрыться. Он, наверное, любого может заставить петь соловьем, было бы желание. Услышав, что Лева, хороший парень, пишет книгу и хотел бы с этой целью прикоснуться к прекрасному, «достучаться до небес», то есть получить ответ от самого Полонского, Милованов впервые посмотрел Гурову прямо в глаза и, похоже, проникся искренним к нему уважением.

Когда точно так же, ненавязчиво, Витя выманил его на парковку, сощурившись от солнца, Толик снова посмотрел в глаза Гурову и произнес, спеша, будто Лев уже отказался или передумал:

— Мы можем к Олеже съездить. К Максимову. Мы на предыдущем фестивале познакомились, Олег тогда… Ну, зависел сильно, от веществ, и только недавно про Аджея узнал. Он лечился тогда и завязать хотел. Сейчас диспансер закрыт, помогать некому. Быть не может, чтобы у