Шрифт:
Закладка:
В эту ночь ты не ляжешь спать. Ты провалишься в сон. К слову сказать, никаких снов – ни плохих, ни хороших – ты не увидишь. Свалишься как подкошенный, сытый и выпивший, в ржавой от крови гимнастёрке, и будет тебе не холодно и не жарко. Ты отключишься. Потому что ты выжил, но очень-очень устал.
…
Ну что тут скажешь? Что тут скажешь нового? На войне, как на войне.
Острых ощущений лично мне и без войны хватало. Такова наша «жисть», как говаривал Коля Хриплый с красноречивой фамилией Лягайшвыденько. Такова наша жисть, - говорил он, - фраера в штиблетах по персидским коврам шлёпают, а босяки резонно по лезвию бритвы ступают.
Хриплый любил жить красиво. На широкую ногу. В дорогом костюме, на собственном автомобиле, ехал он из козырной гостиницы завтракать в лучший ресторан города. Поев и обеспечив безбедное будущее официантке своими чаевыми, спешил на ипподром. Испытав в паре заездов судьбу, он с товарищем брал двух проституток и отправлялся за город, загрузив по дороге машину шампанским и всякими деликатесами. Иногда, если находил, тянул за собой живую музыку – каких-нибудь местных лабухов или цыган. Таким образом за два-три дня он прожигал огромные, бешеные суммы. Затем автомобиль уходил в уплату неожиданно появившихся долгов, мятый и грязный костюм выбрасывался, а их хозяин, отоспавшись и слегка похмелившись, но всё равно хмурый и злой, отправлялся за тяжёлым рублём.
Лягайшвыденько был краснушником. Товарные вагоны с особо ценным грузом, государственной собственностью, выкрашивали тогда в красный цвет. Вот эти самые вогончики Хриплый с напарником и грабили. На полном ходу, естественно. Как иначе? Поезда с такими вагонами охранялись и на станциях лишней минуты не задерживались. Так что только на ходу. В пути.
Краснушники, работая, рисковали не столько свободой, сколько самой жизнью. Ночью на каком-нибудь крутом повороте или разъезде, когда поезд притормаживал, снижал скорость, они ловко взбирались на крышу вагона. Снаряжены, что твои альпинисты – ну разве без этого… как его?.. без альпенштока. Они дожидались, когда поезд вновь разгонится, и приступали к своему очередному безымянному подвигу на самой бессмысленной войне за денежные знаки. Один страховал другого, который спускался по верёвке вниз, взламывал замки и, забравшись внутрь вагона, выбрасывал из него пакеты, или коробки, или тюки с товаром. Следом, собравшись с духом, прыгали они.
Это самая рискованная часть их работы. Поезд мчит на всех парах. Ветер, свища в ушах, бьёт в лицо, сбивает дыхание. Необходимо точно рассчитать, улучить момент, чтобы удачно прыгнуть в сторону хода поезда между проносящимися мимо столбами, которые сменяют друг друга с пугающей быстротой и едва различимы в ночи.
И только потом, если всё прошло гладко, если тебя не расплющило об столб, если тебя не затянуло под чугунные колёса, если ты не свернул при падении шею или не разбил башку о случайный булыжник, можно спокойно хромать назад и собирать по пути награбленное добро, свою добычу. Ювелирные изделия. Цветной металл. Ткань. Мех. Кожа. Просто деньги. У краснушников всегда самая крупная добыча. И сроки тоже самые крупные.
Лягайшвыденько был краснушником. Тут ключевое слово «был»… Жизнь у него была красивой и короткой.
К чему я о нём вспомнил? Точно сказать не смогу. Так… вспомнил просто…
…
- О Пивоварове слышал? – спросил Прохоров.
Ну кто ж, думаю, не слышал о Главном Герое Всех Сук Советского Союза.
- Я даже сидел с ним в одной камере, - говорю, - в Питере ещё до войны.
Пивоваров первый предложил идею создания боевых групп, так называемых «летучих отрядов» сук. (К слову сказать, такие же отряды, в противовес сучьим, были созданы и из воров.) И сучья война перестала быть стихийной кровавой бойней, а стала неким, управляемым правоохранительными органами, процессом.
Группа Пивоварова три года наводила ужас на воров и их приближённых. И в отличие от, например, «ребровцев» или «кравцовцев» (их ещё незаслуженно называли кровопийцами) «пивоваровцы» не просто резали блатных, они их беспощадно «трюмили». Такую же политику проповедовал и Алексеев. Но размаха Пивоварова мы никогда не достигали. К тому же мы хотели только одного по большому счёту - спокойно жить дальше. Другое дело Пивоваров. Он хотел, чтобы все привилегии, принадлежавшие по закону ворам, перешли к сукам. Все представители других мастей – мужики, фраера, контрики, воры и прочие – должны были признать их власть и беспрекословно покориться.
Но скоро в лагерях появилась ещё одна реальная сила. Автоматчики. Так их называли. Или солдатня. После войны они постепенно начали составлять наибольшую часть заключённых. В неё входили бойцы Красной Армии, побывавшие в немецком плену. Их было великое множество. Они воевали, прошли плен. А ведь попасть в плен - это ещё не значит проявить трусость. В плен, как известно, попадали целыми полками, армиями… Они не были столь кровожадны, как другие, но если начиналась крупная кровавая разборка, то финал её часто зависел от того, на чью сторону встанут автоматчики. И хотя они старались не ввязываться (их больше интересовала собственная ненависть к власовцам, которые, как и они, были в плену, но затем взяли оружие из немецких рук), но время от времени они брали под свою защиту представителей той или иной группировки. Как ни парадоксально, чаще они защищали именно воров. Во-первых, как правило, нам оказывал помощь админ, а это не может не раздражать, а во-вторых, воры явно проигрывали, особенно поначалу, а русский человек добр, широк душой и в ней всегда найдётся место для сочувствия и сострадания к униженным и оскорблённым.
