Шрифт:
Закладка:
Слышишь, аспид?
Твой Шмуль
57. Т.И. БЕРЧАНСКОЙ
[Москва]
17 февр[аля] [18]97
Напрасно, Тереза, ты так встревожилась моей болезнью. Она серьезна, но при известном благоразумии с ней можно долго жить. Остроумов, авторитет которого ставят выше Захарьина[97], говорит мне, что улучшение, и значительное, произошло у меня. Советует уезжать на юг.
Еду за границу, на юг Франции или Италии, через две недели. Как Петр уже писал, кроме данных мною 76 руб[лей] ему потребуется] еще 100 р[ублей]. Больше теперь не могу. Моя болезнь, поездка за границу будут стоить очень много. Ну, на то воля господа. Всего лучшего. Поцелуй деток.
Поклон остроумному нашему Леону. Какая телятина!
Твой Исаак
Весной Левитан принимал активное участие в организации работы И.Э. Браза[98] над портретом А.П. Чехова для галереи Третьякова. Согласно концепции Третьякова, часть его собрания должна была быть портретной галереей «лиц, дорогих нации», и присутствие среди них изображения Чехова казалось очевидным.
58. А.П. ЧЕХОВУ
Москва
2 марта [1897]1
Только что был у меня П.М. Третьяков, дорогой мой Ант[он] Пав[лович], и просил написать тебе и узнать, когда ты будешь в Питере и на сколько времени. Он договорился с художником Бразом, очень талантливым портретистом, получившим, между прочим, первую премию за портрет. Живет он в Питере и страстно желает писать с тебя. Он обещал Третьякову долго не мучить тебя. Ответь мне скорей.
Я скоро еду. Будь здоров и счастлив.
Дружески жму твою руку.
Твой Левит[ан]
Р. S. Привет твои[м].
59. П.М. ТРЕТЬЯКОВУ
[Москва]
4 марта [1897]
Многоуважаем[ый] и дорогой Павел Михайлов[ич]!
А.П. Чехов, на вопрос мой, когда он может поехать позировать к Бразу, сказал, что у него более или менее свободны 4–5[-я] недели поста и вторая половина мая. По-видимому, он охотнее бы поехал в Питер в мае, так как до мая он занят постройкой школы[99].
Впрочем, Чехов хотел списаться с Бразом, узнавши его адрес.
Уважающий и предан[ный] Вам Левит[ан]
60. А.П. ЧЕХОВУ
[Москва]
6 мар[та] [1897]
Дорогой Антоний!
Третьяков сообщил адр[ес] Браза: Петерб[ург], В. О., 7 линия, д. 86/8, кв. 13.
Обнимаю тебя. Будь здоров.
Твой
Лев[итан]
А.П. Чехов – И.Э. Бразу
4 апреля 1897
У него [Левитана] страстная жажда работы, но физическое состояние хуже, чем у инвалида.
С апреля по июнь Левитан совершил третье заграничное путешествие: посетил Австрию, север Италии, Швейцарию, Германию. Здесь он лечился на курортах и писал этюды.
61. Е.А. КАРЗИНКИНОЙ
Нерви, Генуя
9 апреля [1897]
Пишу Вам несколько строк, милая Елена Андреевна, ибо устал до безобразия. Ваших еще не видал, сегодня пойду к ним. Остановился в другом отеле, который мне не нравится. Здесь так же, как в Крыму весной. Только что приехал, а меня уже тянет назад! Вам это не будет понятно? Мне везде бывает плохо, но на чужбине все-таки хуже, чем в России. Я только что и делаю глупости! Не восстановить солнцу разбитой психики!
12[-й] пункт Вашего последнего письма – жениться? Да? Об этом поговорим. Теперь не могу – головы нет, да и на воздух хочется.
Душевно Ваш Левитан
Пишите: Nervi, poste restante
62. А.П. ЧЕХОВУ
Нерви, Генуя
12 ап[реля] [1897]
Милый Антонио!
Чтоб черт побрал всех докторов, исключая, конечно, тебя! Сослали меня в какую-то дыру, и черт знает зачем. Научили бы лучше, как излечиться от тоски, а то ссылают на юг, говоря, что воздух, режим все и восстановят. Ничего они не понимают! [2 строки зачеркн.].
Не сердись, что пишу мало – не хочется. [1 зачеркн.] Как-нибудь напишу большущее [?] письм[о]. Будь здоров. Ведь позируешь Бразу?
Жму твою длань, мой [?] привет твоим. Работает m-lle Мари? Скажи, чтоб много работала, а то я приеду и поставл[ю] в угол. Поклонись Лике. Если захочешь писать мне, то вот адрес:
Italie, Nervi, poste restante.
63. H. А. КАСАТКИНУ[100]
Нерви, Генуя13 апреля [1897]
Какая тоска тут, дорогой мой Николай Алек[сеевич]! Зачем ссылают сюда людей русских, любящих так сильно свою родину, свою природу, как я, например?! Неужели воздух юга может в самом деле восстановить организм, тело, которое так неразрывно связано с нашим духом, с нашей сущностью!? А наша сущность, наш дух, может быть только покоен у себя, на своей земле, среди своих, которые, допускаю, могут быть минутами неприятны, тяжелы, но без которых еще хуже. С каким бы восторгом я перенесся в Москву! А надо сидеть здесь, по словам докторов (съешь их волки!). Хотя, если я буду и дальше тосковать, я возьму и возвращусь, пусть хоть околею!
В Вене видел выставку. Интересно. Но какая масса картин! Боже, куда это, неужели это нужно, чем это кончится?
Ну, как поживаешь ты, кончил ли повторение?
Привет твоим и наши[м] товарищам. Будь здоров, как самый жирный нильский крокодил.
Жму твою длань.
Твой Левитан
Не забудь о просьбе моей поставить картины порядочно, достаточно, что они вынесли пытку в Питере. Если возможно, то «Море» и «Весну» в натурном классе[101]. Пожалуйста, устрой, это меня тоже очень беспокоит. Ну, прощай, да хранит тебя господь.
Не знаю почему, но мне часто вспоминается Панин луг[102]. Не признак ли это наступающей старости, ибо молодость не возвращается к прошлому, и ей кажется, что вся жизнь впереди, а для нас – фу, жутко! В одном же отеле со мной живет чахоточный, совсем умирающий, но на вопрос о его здоровье он отвечает, что очень хорошо, прекрасно… А завтра, может быть, его не станет… Убейте – куда, зачем, – не могу я этого понять; не умом – умом я понимаю, но что-то возмущается во мне и не понимаю… От этого всего «трещит череп», говоря словами Гамлета. Тоску навел на тебя, прости.
64. Е.А. КАРЗИНКИНОИ
Портофино
15 апр[еля] [1897]
Я уехал из Нерви, где мне не понравилось. Здесь очень красиво и тихо. Чувствую себя отвратительно. Кроме ужасного состояния духа, у меня сделалась сильнейшая боль груди. Если все это продлится – еду обратно, хоть умереть-то дома. Не хватает сил влачить и больную душу, и тело! Добраться бы до Трехсвятительского переулка, а там, что