— За семь месяцев до моего рождения.

— А как они познакомились, знаешь?

— Судя по вашему тону, полагаю, что нет.

— Правильно полагаешь, потому что о таких вещах детям не рассказывают. Посчитай, это несложно. Твоя мать вернулась из ниоткуда, через две недели отец её выгнал, а через месяц она вышла замуж. За эту любовь с первого взгляда я заплатил, девочка. Виктор-то как раз детдомовский, ушлый. И деньги ему очень нужны были. На чеках от меня он и с долгами рассчитался, и своё дело открыл.

— У вас же тогда на собственное жильё денег не было, — брезгливо напомнила я, чувствуя, что потихоньку начинаю ненавидеть своего родственника.

— Не было, — невозмутимо согласился он. — Но я нашёл. Деньги — ветер, а мне покой в собственном доме намного важнее. От Виктора требовалось только держать Светку подальше от нас, чем он все эти годы успешно занимался. Правда, я бы предпочёл, чтобы он увёз её куда-нибудь на другой край планеты. Даже помог ему дом в Испании купить, но там свои заморочки были, да и тащить с собой в новую жизнь чужого ребёнка он не захотел…

— И ваша жена обо всём этом знает?

— А я от своей семьи ничего не скрываю. Предупреждён — значит, вооружён. Тане это не слишком по душе, но она понимает, что я для её же блага стараюсь. Не старался, а именно стараюсь. До сих пор. Виктор теперь акционер в моей фирме, он постоянно проценты от прибыли получает. И твоя мать, кстати, об этом тоже знает, причём с самого твоего рождения. Она тебя в роддоме оставить хотела, но я доплатил им прилично, чтобы ты в семье росла. Пожалел родную кровь.

Мне стало плохо. В прямом смысле. Перед глазами замелькали цветные мушки, в ушах зазвенело, дядя Боря, кажется, что-то выкрикнул… Очнулась от резкого запаха нашатыря — на полу, под взволнованными взглядами склонившихся надо мной дяди Бори и его жены.

Не такой правды я ждала, хотя и получила всё, чего добивалась. Они не знали, кто мой настоящий отец. Не желали мне зла. Даже заботились, можно сказать, все эти годы — по своему, как считали нужным. И при этом не хотели иметь ничего общего ни с мамой, ни со мной. Жестоко. Низко. Цинично. Не по-человечески.

Я отказалась остаться на ночь, потому что было противно находиться с ними рядом. Да и предложение это прозвучало только от Татьяны, а дядя недовольно поджал губы — понятно же, что он меня никогда не примет, будь я хоть ангелом с крылышками. Да, моей вины ни в чём нет, но я дочь своей матери, и во мне тоже скрыто что-то пугающе-противоестественное, от чего дядя Боря так старательно пытался оградить своих близких. Боже… Он моей маме деньги платил, чтобы она меня растила. Уму непостижимо.

Я не плакала, потому что сердце, кажется, окаменело. Нашла в себе силы спросить у Татьяны, какого рода «чёрную магию» она чувствовала в моей матери. Получила пространный ответ, что это было что-то очень сильное, отталкивающее и пугающее. «Липкая тьма, которая защищается, если пытаться к ней прикоснуться» — вот и все подробности.

Напоследок пообещала родственникам, что они меня больше никогда не увидят. Дядя Боря после этой новости воспрял духом и плечи расправил, а в глазах его супруги, кажется, промелькнула грусть и что-то похожее на чувство вины, но… Она же была в этой семье лидером. Она могла повлиять на ситуацию, но ничего не сделала. Ну и чёрт с ними со всеми!

И да, я сказала ей про сглаз на Стасике и про своё вмешательство — не хватало ещё, чтобы они меня обвинили в том, что я на их внука проклятие какое-то прилепила. А на предложение помочь мне финансово, если требуется, я посоветовала им обоим засунуть свои финансы куда подальше. Вызвала такси и уехала домой переваривать полученную информацию.

Девчонки уже спали. Точнее, Арина спала, а из комнаты Кати доносились её приглушённый смех и мужской голос. Я сгоряча решила, что с утра попрошу квартиранток съехать, но потом, смывая с себя тёплым душем грязь прошедшего дня, пришла к выводу, что так только сорву свою обиду и злость на тех, кто в моих проблемах не виноват. Кто я такая, чтобы осуждать Катю? Чем я лучше, если вспомнить Пашку? Что такого в том, что девчонка хочет немного тепла и счастья? Все мы этого хотим. Да, она могла бы сначала разрешения спросить. Да, она меня раздражает своим поведением. Но я ведь даже не пыталась с ними ужиться. Сначала источник проблем в себе искать надо, а потом уже по сторонам смотреть.

Чувствуя моё не слишком хорошее настроение, Буся ходил следом, тёрся о мои ноги, пытался залезть на ручки и успокоить хозяйку так, как это умеют делать только маленькие ласковые котики, и я позволила ему сколько угодно мять меня когтистыми лапками. Запустила пальцы в его мягкую шёрстку, погладила, потискала, послушала громкое мурчание — самый лучший антистресс. Потом взяла телефон и отправила Виктору сообщение: «Спасибо за фото и правду». В ответ прилетело короткое «Пожалуйста». И всё. Больше ни слова. Да я и не ждала ничего. Он был в курсе, кто на снимке, когда вкладывал его в конверт вместе с запиской, и просто дал подсказку, где искать ответы. Это я решила, что на фото мой настоящий отец, но я ведь ничего не знала. Теперь знаю.

Классная у меня родня, ничего не скажешь. Дядя ведь и дальше будет содержать эту парочку из страха не столько за свою семью, сколько за бизнес. Они могут основательно подпортить ему репутацию, если вся эта грязь всплывёт. Бизнесмен Хлымов купил своей сестре мужа, чтобы она держалась подальше от его семьи. Да это год во всех СМИ мусолить будут — публика любит такое. Так раздуют, что дядиным конкурентам даже топить его не придётся — сам мост повыше и камень потяжелее найдёт.

Смешно было это признавать, но я в чём-то повторяла судьбу своей матери. Много лет назад родственники вышвырнули её из своей жизни, ничего не зная о беременности. Сегодня они точно так же поступили со мной, и я тоже не сказала им, что жду ребёнка. Скорее из гордости, чем из-за того, что с этим малышом всё очень непонятно.

А завтра придёт Наташка и будет вытряхивать из меня душу, пока я не расскажу ей хоть что-нибудь. Пожалуй, это единственное, что меня на самом деле беспокоит. Я не обещала родственничкам, что сохраню их тайну, но вывешивать на всеобщее обозрение исподнее своей семьи не хочу. Придётся сочинить что-нибудь правдоподобное или сократить правду до безопасного минимума — подружка ведь всё равно поймёт, если я врать начну. Она меня знает, как облупленную. А всю правду ей знать не нужно.

«Почему?» — улетело в спящую Испанию ещё одно сообщение. Просто так, без надежды на ответ, которого, собственно, и не последовало. Да и зачем, если и так всё понятно — Виктор мне не отец, а матери я изначально не была нужна. Они не отказались от меня тогда только из-за денег. Вырастили, и на том спасибо. Приоткрыв завесу этой тайны таким странным способом, Виктор просто хотел, чтобы я когда-нибудь поняла, что мне больше нет места в их жизни. И никогда не было. А прямо не сказал, потому что… Не знаю. Скандала не хотел или каких-то других последствий побоялся. Чужая душа — потёмки.

Что лучше — жалость к себе или жирная точка в конце ответа на вопрос, который так долго не давал мне покоя? Второе, конечно же. Пусть катятся ко всем рогато-хвостатым, а я эту страницу своей жизни дочитала и перелистнула.