Шрифт:
Закладка:
Этот цикл замерзания и оттаивания тяжело сказался на здоровье мужчин, и он покачал головой, желая, чтобы погода была либо постоянно более теплой, либо достаточно холодной, чтобы выморозить влагу из воздуха и избавиться от этого раздражающего ощущения сырости. Деснаирцы были плохо обеспечены тяжелой зимней одеждой, поэтому он предположил, что должен быть благодарен, что они не испытывают такой погоды, какую, должно быть, испытывают более северные районы республики. Тем не менее, контраст между дрожью всю ночь и потением в не более чем тунике к полудню утомлял мужчину.
А потом встал вопрос о диете.
Кавалерийские лошади страдали особенно сильно, но даже пехота была на урезанном пайке. В случае деснаирцев, с очень скудным рационом. Это был только вопрос времени, когда Харлесс потребует от Алвереза восполнить нехватку пайков его собственных людей.
Конечно, он это сделает, и как только ты справишься с тем фактом, что его нехватка полностью его собственная вина — и что ты не можешь должным образом накормить его людей и своих без чертовски большого количества фургонов, даже с открытой линией на Бранселик и Шулмином, который управляет вашим поездом снабжения, — это даже имеет смысл. Я бы хотел, чтобы этого не было, но это так. На самом деле, я уже должен был сделать это предложение. Черт, я, вероятно, сделал бы это, если бы не был так зол на него за то, что он отказался отправить хотя бы половину своей бесполезной гребаной кавалерии в тыл! И хотя я злюсь из-за этого, думаю, я должен злиться, что он еще не вернулся, чтобы поддержать Гардинира и остальную часть моей кавалерии.
Он подавил желание сглотнуть мокроту и с отвращением сплюнуть. Это могло бы заставить его почувствовать себя лучше, но сейчас, вероятно, сотни глаз смотрели в его сторону, а лагерные слухи были единственной известной человеку вещью, которая двигалась быстрее, чем собственный Ракураи Лэнгхорна. Не следовало бы так явно демонстрировать свое несчастье непосредственно перед тем, как он подозвал свою лошадь и отправился на еще один восхитительный тет-а-тет со своим уважаемым командующим армией.
Манчирский дворец, город Манчир, княжество Корисанда
Сэр Корин Гарвей поднялся по последнему лестничному пролету и направился по залитому солнцем коридору на четвертый этаж северного крыла дворца Манчир.
Первоначальный архитектор столкнулся с противоречивыми требованиями. Дворец был задуман (и нужен) как серьезная крепость столетие назад, когда он был впервые построен, но прадед князя Гектора хотел чего-то более удобного, чем еще одна возвышающаяся груда камня. Поэтому он настоял на том, чтобы спрятать большой роскошный особняк посреди одной из этих возвышающихся каменных глыб, в результате чего неизбежно получился ни кракен, ни виверна: стена, ров и бастионные башни большой, мощной крепости, обернутые вокруг чего-то слишком маленького, чтобы походить на собор.
Дворец выполнял свою функцию — обе свои функции — хорошо, хотя и не обязательно одинаково хорошо. Только идиот мог бы подумать о нападении на его грозную оборону, но эти высокие, неприступные стены и башни полностью блокировали окна особняка, погружая его в тень на все время, кроме двух или трех часов в середине дня, когда температура была самой удушающей, и лишали правящую семью возможности личного жилища без малейшего намека на дуновение ветерка.
Два поколения Дома Дейкин мирились с этим; однако отец нынешнего князя решил, что с него хватит, и ввел специальный налог, чтобы собрать средства и что-то с этим сделать. Южные, обращенные к морю стены были снесены и заменены совершенно новым набором более низких, вооруженных артиллерией стен, отвесно поднимающихся из воды гавани на основании из щебня и ракушек. Первоначальные восточная и западная стены также были снесены и заменены более протяженными стенами, расположенными гораздо дальше друг от друга, которые тянулись назад, присоединяясь к новой береговой защите, и фактически удвоили огороженную территорию. Северная стена, которая выходила на соборную площадь и образовывала заднюю стену выходящей на юг жилой части, была оставлена нетронутой. Поскольку ее толщина составляла тридцать футов, улучшить заднюю часть северного крыла было практически невозможно, но ее южный фасад был сильно реконструирован, и сверху был добавлен совершенно новый четвертый этаж — открытый, просторный холл с мансардными окнами, красочной черепичной крышей, украшенной десятками вентиляционных куполов, широкими окнами, выходящими на главный двор дворца, и множеством балконов, с которых открывается захватывающий вид на гавань Манчир над нижними прибрежными батареями.
Устранение первоначальных препятствий и перенос новых дальше также позволили гораздо большему количеству солнечного света — и, слава Богу, ветерка — проникать внутрь. То, что раньше было мощеным плацем, превратилось в красочный ландшафтный сад, а новое административное крыло на западной стороне сада делило солнечный свет, вид на гавань и бриз.
И все это чертовски хорошо, — подумал Гарвей, шагая по коридору. — Это достаточно плохо даже в безветренный день — мне даже думать противно, на что это должно было быть похоже, когда сюда не мог проникнуть ни один такой ветерок!
Он усмехнулся, а затем рассмеялся, хотя и негромко, наслаждаясь осознанием того, что в этом дворце он может найти что-то, над чем можно посмеяться.
Он сделал паузу, глядя в одно из ряда окон, которые превращали южную сторону коридора в стеклянную стену, и подумал об этом. Было очень тихо, вероятно, потому что верхний этаж был зарезервирован для княжеской семьи, и на данный момент «княжеская семья» сократилась всего до двух членов. Ну, трех, считая нового мужа княжны Айрис. Даже после того, как они разместили своих светских гостей из Старого Чариса, это оставило огромное количество пустого, неиспользуемого пространства.
Корин Гарвей лелеял умиротворение этой тишины, когда она проникала в его кости. За последние несколько пятидневок его расписание стало включать совместный завтрак с Гектором и Айрис Аплин-Армак, князем Дейвином, леди Хант и ее детьми по крайней мере дважды в пятидневку, и эти завтраки были кульминацией его дня.
Дейвин всегда был радостью, особенно когда Гарвей вспоминал испуганного маленького мальчика, который отчаянно цеплялся за своего отца, плача и умоляя не отсылать его в безопасное место. И эта «безопасность» мало что сделала для восстановления некогда жизнерадостной натуры мальчика. Айрис рассказала ему, как Дейвин впал в мышиную робость в Делфераке. Как он крался, напряженно расправив плечи, чувствуя опасность, не имея ни возраста, ни опыта, чтобы понять ее причину. И она также описала, как он отреагировал на сейджина Мерлина и лейтенанта Аплин-Армака, а позже — на графиню Хант и архиепископа Мейкела. Циничный тип мог бы задаться вопросом, не преувеличила ли Айрис этот ответ, чтобы оправдать свое решение сотрудничать с иностранными деспотами, которые завоевали ее родину. Сэр Корин Гарвей мог быть таким же циничным, как и любой другой, но не тогда, когда он видел, как мальчик сиял в присутствии своего шурина, а наблюдение за осиротевшим князем с Мейрой Брейгарт и ее детьми растопило бы самое черствое сердце.
