На войне придется держать экзамен, но не по тем академическим учебникам, которые изучались за 5 лет до войны, а по тем, которые будут составлены через 5 лет после войны. Не легка подготовка к такому экзамену. Нужно научиться работать над натурой, наблюдать реальную действительность и разбираться в фактах. Работа над книгой важна, но недостаточна, так как грозит удержать нас на ступени копировальщика, а нужно идти дальше.

Будем сожалеть наших товарищей-скороспелок, на плечи которых сейчас же после выпуска свалится огромная, трудная и ответственная работа, и будем довольны, если на нашу долю не выпадет сразу решение мировых вопросов. И в сфере ограниченной служебной деятельности перед нами открывается широкое поле для практической проверки усвоенных в академии идей, для отточки наших способностей. И не будем слишком спешить с изданием наших первых, еще не углубленных, не продуманных до конца трудов; лучше на некоторое время зарыться, как червь, чтобы потом взлететь во всем блеске орла... Но работу будем вести немедленно, стремясь связать академическую подготовку с жизнью, со служебной работой, с препровождением нашего досуга.

В жизни приходится делать выбор между различными должностями. К каким условиям работы следует стремиться — к более спокойным, более культурным, или лучше оплачиваемым? В конечном результате, никто не пожалеет, если будет руководиться в своем выборе такими должностями, которые позволят ему уйти вперед, повысить свою квалификацию, овладеть новыми областями военного дела. Бойтесь лишь стоянки на мертвом якоре в тихой пристани...

Научное мещанство, удовлетворенность достигнутым уровнем, сознание своей непогрешимости — опасности, которых надо избегать. Академик — конченный человек, если утратил возможность быть школьником, стыдится спрашивать, способен только вещать. Больше острой жажды знаний, критического отношения к зазубренным учебникам, сомнений в догмах — вот мои пожелания выпуску. Стены академии должны быть покинуты лишь для того, чтобы продолжать академическую работу в широких рамках Красной армии.

Красная звезда. 1927. № 147. 2 июля.

Почему мы не успеваем в тактике?

 Нельзя не преклониться перед тем энергичным порывом, перед той настойчивой устремленностью, перед теми колоссальными усилиями, которые затрачиваются комсоставом Красной армии на изучение тактики. Не только тактическая литература, но и тактическая макулатура расходятся в десятках тысяч экземпляров и находят внимательных читателей. Издательства относятся весьма подозрительно к изданию любого военно-научного труда, не имеющего отношения к тактике, и с распростертыми объятиями встречают автора, принесшего самую жалкую тактическую рукопись, так как тираж и сбыт тактических трудов, безотносительно к их качеству, является обеспеченным, — настолько велика у нас тактическая любознательность. Военно-научные кружки отдают свою энергию преимущественно тактике, если судить по количеству участников различных секций и по количеству выдвинутых докладов. В учебных планах наших нормальных и высших военных школ и академий тактика на первом месте; ей уделяется около двух третей всего учебного времени; все остальные дисциплины получают, сравнительно с тактикой, какие-то крохи. Само преподавание тактики обставляется у нас с неслыханной роскошью, — с привлечением к решению тактических задач целого сонма специалистов-техников.

Казалось бы, все обстоит благополучно. Благополучие это, однако, исчерпывается широким финансированием тактики, ростом расходной части на тактику — увеличением затраты усилий, времени и средств на тактику; и эти затраты на тактику находятся в очень слабом соответствии с достигаемыми результатами — на нашей тактической ниве работают тракторы, а из полосы тактического неурожая мы не выходим. Как важнейшее тактическое достижение прошлого года надо отметить наше прозрение неудовлетворительности наших тактических достижений и критику наших методов тактической подготовки. Эта критика даже не встречает отпора; тактические руководители, работавшие в одном направлении, послушно меняют курс на другое направление при первых замечаниях со стороны, как будто они до сих пор не проводили какую-либо линию, не руководствовались каким-либо убеждением, а просто отбывали номер, заполняли ту пустоту, которой, будто бы, не терпит природа. В нашем руководстве тактикой нет ни твердости, ни убеждений; отдельные положения тактики не гармонизованы, не отражают какого-либо мировоззрения, и потому, конечно, не авторитеты, находятся в постоянно колеблющихся положениях. Меня нисколько не пугала бы наличность в известных тактических вопросах двух противоположных взглядов, каждый из которых имел бы свои корни в различном понимании переживаемой эволюции военного искусства. Но я содрогаюсь, когда встречаю наличность у двух тактиков пяти противоположных мнений. Современный тактик отступил за последнюю баррикаду — методику. Он настолько не принципиален, настолько чувствует свою беспомощность отстаивать любую тактическую позицию, что согласен изменить свое решение как угодно, и видит свою задачу лишь в том, чтобы упорядочить и дисциплинировать тактическое мышление.

Но какая методика науки может игнорировать ее принципиальную часть? Как можно дисциплинировать мышление там, где основы мышления остаются непроработанными? У нас неоднократно отмечалось, что принятие тактического решения и облечение его в форму приказа требуют на маневренной практике до семи часов времени, а между тем эта работа должна и может быть выполнена в 30 минут. Отчего происходит эта задержка? От того, что в момент исполнения происходит тактическая дискуссия, от того, что имея неприятеля на носу, приходится восстанавливать весь ход теоретической мысли с самого начала. Тактику приходится, в своей сфере, исчислять площадь треугольника, но он не пользуется никакими формулами, а начинает восстанавливать весь ход геометрического доказательства, начиная с первых аксиом; и не всем же быть Эвклидами: нагромождая ошибку на ошибку, он часто приходит на практике к неверным формулировкам.

Колоссальные усилия, которые мы тратим на изучение техники тактического решения, в частности, техники штабной службы, остаются малоуспешными, так как сущность тактики представляет у нас часто круглый нуль. Когда существо какого-либо дела нам вполне ясно и мы совершенно сознательно принимаем определенное решение и охватываем его со всех сторон, техника осуществления его, отдача всех необходимых распоряжений упрощается до крайней степени. Если же само дело представляется для нас китайской грамотой, если вместо ясного сознания в нашем распоряжении только пустая анфилада каких-то терминов и понятий, представляющих еще подлежащие расшифровке иероглифы, то, конечно, не остается ничего другого, как выдумывать новую дисциплину, вроде штабной службы, которую можно формулировать как искусство без понятия манипулировать с