а в создании живых людей, с открытыми на действительность глазами, с умением разбираться в предъявляемых жизнью требованиях, со способностью постоянно расти, развиваться до исполинской высоты, требуемой моментом.

Горе академиям, выпускающим законченных деятелей! Но если слушатели настоящего выпуска до гробовой доски будут чувствовать себя учениками, если академические годы не погасили, а развили у них любопытство и любознательность, если у них выработалась та мерка, та личная их точка зрения, которая позволит им воспринимать явления действительности не с чужих слов, а по непосредственному наблюдению, то Академия может считать себя выполнившей свой долг.

Красные зори. 1923. № 7-8 (июль-август). С. 20-23.

Путь молодого академика

 За 5 лет перед мировой войной возникло предложение пригласить в Россию для обмена мнений по вопросам крепостного строительства известного французского специалиста, полковника Мондезира, читавшего лекции по долговременной фортификации во французской академии и охотно соглашавшегося поделиться с нами своими знаниями и опытом строительства крепостей во Франции.

Это предположение возникло в среде генерального штаба и все же не могло быть осуществлено, так как наши инженерные авторитеты восприняли этот проект как тягчайшее оскорбление по своему адресу. “У нас самих европейские имена, а вы нам наставников будете выписывать, — на такую оплеуху мы пойти не можем”. При известных дипломах, опыте и заслугах, наращение теоретического и опытного багажа, имевшее самое отдаленное сходство с ученической скамьей, рисовалось как отвратительное унижение. Это — одна из дорог, по которым старая Россия скользила в пропасть поражений мировой войны [...]

Работники, окончившие академию генерального штаба лет за 15-20 до мировой войны, представляли своего рода ландвер военного искусства, в худшем смысле этого слова; они, за редкими исключениями, были чужды оперативным и тактическим вопросам, располагали только канцелярским опытом, молчали, “воздерживались”, когда речь заходила о чисто военных вопросах.

Несомненно, это явление отчасти объясняется значительным улучшением постановки военной академической подготовки в России после ухода генерала Леера и особенно после русско-японской войны. Но только отчасти. В основном беда заключалась в том, что академики застывали на той ступени эволюции военного искусства, которой достигала академическая учеба в год их выпуска. На полевой поездке 1912 года седобородые старшие начальники еще толковали о стопушечных батареях, т.е. находились на уровне тактического опыта войны 1870 г., который им и был, по-видимому, прекрасно вдолблен, когда они юношами учились в академии. Перевооружение армий, новые уставы, опыт новейших войн, энергичные дискуссии в печати — все это скользнуло поверх их сознания, почти не затронув его. Рядовой батальонный командир в тактике стоял выше матерых академиков.

Военное искусство, в своем непрерывном движении вперед, стремится отбросить в прошлое каждую достигнутую ступень овладения им. Каждый из нас, остановившийся в своей работе над военным делом, подвергается грозной опасности — обратиться в привидение, сбежавшее со страниц истории военного искусства. Сколько таких привидений разгуливало в штабах, руководивших боями; сколько таких привидений появляется даже в военной литературе. Эти привидения тем опаснее, что они переодеваются в формы по последнему декрету, употребляют новые, модные словечки и часто ссылаются на химию и авиацию; эти ссылки молодят...

Образованный военный специалист представляет огромную ценность. Но в два-три года отрыва от работы над военным делом, от работы над самим собой, он обращается из образованного военного в полуобразованного, порастает мхом. Какова же цена такому полуобразованному работнику, тянущему за собой груз устарелых теорий, отмененных норм, непригодных навыков, рассматривающего и оценивающего действительность сквозь очки прошлого?

В гражданской войне очень существенную работу вынесли на своих плечах люди, не обремененные никаким военно-теоретическим багажом. Они не были подготовлены к тому, чтобы быстро разбираться в новых условиях борьбы, должны были затрачивать громадные усилия для того, чтобы во время самой борьбы ознакамливаться с самыми азбучными начатками военного искусства, с трудом отдавали себе отчет в положении в целом и в перспективах операции, спотыкались и брели на ощупь, как ночью, там, где можно было уверенно идти к цели. Трудности работы были велики.

Но у этих неподготовленных работников был огромный выигрыш перед отсталыми, полуобразованными военными: они смотрели на жизнь прямо, а не в кривое зеркало плохо усвоенных, полузабытых, устарелых теорий и догм; решение у них не осложнялось балластом музейных методов и данных; к требованиям боя и операции они подходили честно, как ученики, стремящиеся всюду и при всех обстоятельствах расширить свои знания, а не как академики в кавычках, ничтожные познания коих являются препятствием к тому, чтобы учиться, усваивать новое, понимать действительность.

Как часто чистый лист бумаги является более ценным, чем исписанный! Многие решения гражданской войны представляют особый интерес именно потому, что являются непосредственной реакцией на жизнь, на требования обстановки, что на них не давила тяжесть вековых предрассудков военной профессии; в гражданской войне отсутствовал колоссальный балласт, который обречены таскать за собой все армии в пожилом возрасте.

Современные учебные планы еще в меньшей степени гарантируют длительную ценность приобретенных военных знаний, чем программы XIX века. В современной академической подготовке преобладает стремление дать ряд утилитарных навыков, снабдить слушателей огромным ворохом непосредственно нужных для практической работы справок, выдвинуть на первый план технику сегодняшнего дня. Добрую половину академической подготовки занимает тактика, а в самой тактике — детализация, сноровки, нормы, своеобразное урочное положение; теоретические и исторические вопросы ютятся на задворках учебных планов и программы. А ничто не дряхлеет так быстро, не обращается неумолимым временем в бесполезный хлам так скоро, как прейскуранты, справки, рекорды, моды, штаты, детали. Какова участь учебников тактики, изданных пять лет тому назад в десятках тысяч экземпляров? Прочитанные книги, миновавшая любовь! Где сумасшедшие, которые стали бы их теперь вновь перелистывать? Прошлое, на которое оглянется только историк военного искусства! Что стоят работники, овладевшие этими, и только этими, отставными учебниками? Жалкие пассажиры, не успевшие вскочить в поезд и застрявшие на глухой, затерявшейся станции...

На тот поезд, который уносится паровозом эволюции вперед, нет продажи плацкарт, гарантирующих спокойное и удобное путешествие; никакая академия не может снабдить ими свои выпуски. Чтобы поспевать за жизнью, нужна напряженная работа, нужна непрерывная учеба. Академия полностью выполнила бы свою задачу, если бы зарядила своих слушателей способностью учиться до семидесятилетнего возраста.