Шрифт:
Закладка:
При каждом случае она старалась сопроводить Локшу в хранилище даров. Добродея рассказывала об исцелениях, добрых охотах, рождении долгожданных сыновей, и всякий раз она касалась преподнесенных в дар керемети сокровищ, будто перебирая памятные бусы. А Кирья слушала и присматривалась. Она почти сразу приметила себе большой, мощный лук. Костяные пластины, которыми были украшены его рога, были густо покрыты резными значками, обещавшими владельцу лука обильную охоту. Оставалось только выбрать миг. И вот в одно ненастное утро она поднялась до рассвета. И тихо, стараясь не разбудить спящих поблизости молодых добродей, прокралась в хранилище.
На дворе было серо, капельки мелкого дождя висели между небом и землей, будто не желая падать. В такие дни всегда спалось так крепко, что и проснувшись не всегда удавалось понять, снится ли та серая пелена, или же заволокла все в яви. Кирья вытащила лук, пучок стрел, обмотала вокруг пояса заранее принесенную веревку и что есть мочи побежала на высокий берег, мысом выступающий на восточной окраине острова.
«Только надо сперва испробовать лук», — вспомнила она. Прежде ей доводилось стрелять, и не раз, но то были детские забавы. Большой, взрослый лук она держала в руках впервые.
Добежав до мыса, она вытащила стрелу, приладила тетиву на лук, положила на нее стрелу и потянула ее к уху что есть сил. Рога лука едва-едва изогнулись. А сплетенная из оленьих жил тетива не дотянулась и до плеча.
Такого Кирья не ожидала! Стиснула зубы и еще раз попыталась натянуть тетиву, уже понимая, что этот лук ей не по силам.
Да как же можно было так ошибиться! На глазах у девочки выступили слезы злости и досады. Нет, она не уйдет отсюда, пока не добьется своего! Она вновь вскинула лук и прищурилась, представляя, что целится во врага — да хоть в того, кто унес Мазайку! Тетива до боли врезалась ей в пальцы, заныла спина. Кирья сейчас сама себе казалась деревом, которое гнет сильный ветер. Давай, вихрь! Дуй сильнее! Еще сильнее!
Зашумели, заскрипели прибрежные ивы, закачались висячие ветви, дождем полетели увядающие листья. В реке всплеснула вода, круги побежали все чаще, все ближе к берегу. Кирья ничего не видела — она натягивала лук…
— Что ты делаешь? — раздался позади нее резкий, словно карканье, окрик Высокой Локши.
Кирья вздрогнула, но постаралась сделать вид, будто ничего особенного тут не происходит.
— Лук пробую.
— Я вижу. Зачем ты пробуешь лук?
Подозрительный взгляд добродеи, острый, как наконечник одной из стрел, уперся прямо в переносицу девочки. Но Кирья пересилила навалившийся на нее страх.
— Сейчас ведь подношения не привозят, так я думала, может, уток настреляю? Отец всегда уток стрелял…
— Это не твоего ума дело, — поморщилась Локша.
Она выдернула из рук воспитанницы лук и махнула рукой, повелевая ей идти следом. Кирья покорно поплелась за ней, надеясь, что та не заметила обвязанную вокруг пояса веревку. Ветер унялся, будто его и не было, и вода снова стала гладкой. Но лицо Локши было мрачно. Казалось, ее гнетет некая тяжелая мысль.
— Пора, — внезапно заявила она.
— Что — пора? — настороженно спросила девочка.
— Познакомить тебя кое с кем. Чтобы ты тут не пыталась ворожить без дозволения. Иначе это кончится большой бедой…
Хозяйка керемети сделала знак. Из-за кустов появилась одна из молодых добродей и с поклоном приняла лук.
— Пусть остается там, где ему надлежит. Духи жестоко мстят, если у них крадут подношения. Если бы я не упросила их пожалеть тебя, ты бы сломала себе шею, еще пока бежала сюда… Отнеси, — приказала Высокая Локша добродее.
И, точно когтями впившись в плечо Кирьи, потащила ее в заповедную рощу.
— Здесь!
Они наконец остановились возле большого валуна с выдолбленным в нем углублением-чашей. Дно чаши было влажным от дождевых капель. Но Кирья безошибочно опознала кровяные разводы на стенках. И напряглась, готовясь кинуться прочь при первом же знаке опасности.
— Я буду звать духа-покровителя, — проронила Локша. — Покажу тебя ему. А его — тебе.
Кирья беззвучно ахнула:
— Моего духа?
— Нет, покуда моего. Если он сочтет тебя достаточно сильной, он позволит тебе отыскать того, кто станет защищать и наставлять тебя в странствиях по незримым мирам. А если нет…
«Не рано ли я обрадовалась? — мелькнула мысль у Кирьи. — Если дух не сочтет меня сильной… Неужто она отдаст меня ему?»
Глаза ее расширились от страха. Когда же старшая добродея вытащила из кожаных ножен небольшой костяной нож, Кирья быстро обернулась, готовясь дать стрекача. Но, будто не замечая ее, Высокая Локша полоснула себя по ладони и простерла ее над камнем.
— Напитаю дух твой жизнью своей, — шептала она. — Да станет незримое зримым! Да будет мое тело вместилищем твоей силы! Прими мое подношение, напитай меня, как я напитала тебя!
Кирья, с трудом скрывая охвативший ее ужас, глядела на добродею. Тело женщины сотрясала крупная дрожь, будто она билась в лихорадке. Она вдруг повернулась к ученице, глянула невидящими глазами и схватила ее крепко-крепко за руку, заляпав платье кровью. Кирья сдавленно пискнула — ей почему-то показалось, что наставница желает проглотить ее одним махом. Высокая Локша, будто только сейчас заметив Кирью, вперила в нее тяжелый горящий взгляд. У девочки закружилась голова, все поплыло перед глазами, и она вдруг увидела себя летящей над землей.
Над ней простирались мерно взмахивающие крылья огромной белой птицы. Мир внизу проносился, будто сдуваемый ветром. Он был везде, куда бы ни глядела девочка. Она уже не могла понять, где это и что происходит. Ей привиделись знакомые изгибы Вержи, родное селение, арьяльский острожек на холме. Увидела она и братца своего Учая, сидящего рядом с каким-то слепцом. Кирья чувствовала — не слышала, а именно чувствовала, — что слепец поет, и эта песнь неведомо почему радовала ее.
Затем потянулись места вовсе незнакомые. Промелькнула скальная чаша, затянутая почти непроглядной дымкой… А дальше видение исчезло, и девочка увидела Мазайку. Рядом с ним было чудовище, отдаленно напоминающее человека, а вокруг, то там, то сям, виднелись страшилища до того кошмарные, что и спорыньи наешься — такого не увидишь.
— Мазайка! — закричала Кирья, стараясь привлечь его внимание.
Дернулась, вырываясь из держащих ее рук Локши, глянула на нее и оторопела. Ничего человеческого в ней не осталось —
