Кирье чудилось, будто она спит наяву. Она видела мир вокруг себя, но это был другой мир. Он был полон духов. Каждая травинка дышала и жила своей жизнью, каждый валявшийся поблизости замшелый камень глядел хмуро, будто думая о чем-то своем. Она увидела над собой то самое устрашающее крылатое существо, которое унесло ее с острова. Но более того — сейчас ей казалось, что она помнит его так же давно, как и себя. И потому не испытывает страха, будто крылатое чудовище — всего лишь ее домашний уж. В голове Кирьи сейчас звенела нежная, увлекающая вдаль мелодия. Она не могла понять, откуда она доносится, но, в общем-то, ее это и не занимало.

Чудовище камнем, будто коршун на утенка, рухнуло вниз, и она вдруг поднялась, воспарила над землей, и в следующий миг все смешалось, будто в бурном водовороте. Она почувствовала, что в ней бьются два сердца, и стоит ей разжать пальцы рук, как черные кожистые крылья распахнутся за спиной. Кирья снова, как прошедшей ночью, взмыла над землей. Однако теперь в этом полете было что-то иное. Словно каждый взмах крыла, каждый поворот зависели только от нее — и в то же время она сама себе не принадлежала. Ей хотелось отыскать на земле какую-нибудь добрую еду — оленя или лося. Рухнуть на него с высоты, ударить мощными лапами, сомкнуть челюсти, перекусывая горло…

Кирья попыталась направить полет обратно к болоту, однако крылья словно сами тянули подальше от гиблой трясины. Девочка почувствовала, как напрягаются все ее силы, как вдруг ужасающая тварь замирает над лесом и начинает скользить по воздушному потоку, будто падающий с дерева желтый лист. Чья-то несокрушимая воля пыталась упорно передавить ее, заставить сдаться на милость нечистому духу, тянула из нее страх, угрожая падением.

«Нет! Я сверху!» — про себя повторяла Кирья.

Будто не осознавая этого, чудовище все рвалось, как попавший в силки волк, рыча и клацая зубастыми челюстями.

«Я сверху», — твердила Кирья, и полет к земле с застывшими крыльями продолжался.

И вдруг ей почудилось, будто она вновь услышала невесть откуда звучащую музыку. Вот только теперь ее звуки были властные, словно кто-то засунул в пасть чудища удила и с силой дернул их. Едва не коснувшись верхушек деревьев, крылатая тварь на миг замерла в воздухе, крутанулась, ударила крыльями и стрелой взмыла в облака. Она дергалась влево, вправо, словно необъезженный лось, желающий сбросить неумелого наездника…

Затем Кирья вдруг почувствовала, что сопротивление пропало. Зверь словно уснул в полете. Стал послушным, как будто и не было вообще его собственной воли.

«К болоту, — приказала она, делая круг над лесом и высматривая старика Вергиза. — Теперь я смогу».

Кирья увидела Мазайкиного деда, пристально глядящего в небо; почувствовала невыразимую легкость, будто всю жизнь до этого только и делала, что парила над землей. И, задержав дыхание, как всегда перед прыжком с мостков в Вержу, очертя голову бросилась в зеленое от ряски болото. Вот сейчас оно поглотит ее… Но за миг до падения она вдруг увидела перед собой чистейшую прозрачную воду — да и не воду, так, дымку — и тут же, пронзив ее, очутилась в местах, прежде невиданных. Да и вовсе небывалых.

* * *

Крылатое чудище, наделенное душой и волей Кирьи, стремительно неслось над деревьями, которые дочь Толмая прежде и представить себе не могла. Каждый их корень был толще, чем любой из дубов, что росли на полуденном берегу Вержи. Она старалась разглядеть, что происходило внизу. Ей уже не было страшно — она выискивала хоть какой-то след, который помог бы обнаружить Мазайку. Но ничего подобного внизу заметно не было. Раз на прогалине великаньего леса она заметила зверя, похожего на волчьего секача, что добыли арьяльцы. Волчий секач стремглав промчался по каменистой пустоши, преследуя какое-то вовсе невиданное существо, и исчез в зарослях.

Затем великаний лес стал быстро меняться — и не в лучшую сторону. Казалось, его поразила тяжелая болезнь. Из увядающей, гниющей листвы слышались незнакомые пугающие звуки. Затем лес оборвался широкой трещиной, в глубине которой рокотал поток. В одном месте берег опускался почти к самой воде. Кирья увидела, как из чащи к ней выбрел ящер — огромный, неуклюжий, с шипастым гребнем и множеством выступов на спине, подобных замшелым камням. Ящер начал жадно лакать воду. И тут Кирья заметила меж стволов ближних деревьев зверя еще страшнее первого, страшнее волчьего секача. Он подкрадывался к рогачу, пригибаясь к земле и опираясь на хвост, а пасть у него была такая, что даже медведь смог бы там уместиться, как в берлоге. Зверь этот явно готовился к прыжку — но вдруг замер, повернув голову, и издал пронзительный вой. Лакающий воду ящер тревожно поднял голову и что есть мочи неуклюже поковылял обратно в чащу.

Крылатое чудище, воспользовавшись Кирьиной заминкой, взмыло в небосвод так, что у девочки засвистело в ушах. Усилием воли она заставила свою дикую звериную часть вновь повиноваться. Раскинув крылья и покачиваясь на потоках ветра, она повисла среди низких, грозивших дождем туч и приготовилась продолжить свой поиск. Но то, что она увидела далее, потрясло ее куда сильнее всех замеченных ранее чудищ.

Нечто бледное, напоминающее свернувшегося ежа с приставленной сверху косматой башкой, скачками мчало по берегу, далеко закидывая вперед когтистые длинные руки. Затем, оттолкнувшись, выбрасывало в воздух покрытое белесыми иглами тело, и снова вскидывало руки, и снова бросало тело вперед. Кто это?!

Расстояние между колючим существом и недавними противниками сокращалось с каждым мигом. И вот наконец бледная тварь догнала рогача, схватила длинными когтистыми пальцами, подняла и с силой бросила в убегающего в чащу зубастого хищника. Тот издал новый вопль и отлетел в сторону. Он еще силился подняться, когда их преследовательница с размаху опустилась на спину зверю. Притянула его жертву и, как показалось Кирье, начала их тискать, сминая в ком, будто глину. У девочки почему-то кольнуло сердце — вспомнился Мазайка и слепленная им чудо-сойка. В тот день все еще были живы и никто даже помыслить не мог, что так скоро все переменится. Что она будет выискивать друга в этом оборотном мире, о котором даже сам мудрый Вергиз ничего толком сказать не может.

Меж тем чудище продолжало комкать своих жертв, лепя из них нечто единое. Дело продвигалось быстро — чувствовалась сноровка. Получившаяся тварь имела и шипастый гребень, и пасть, усаженную множеством длинных клыков, и острый, как копье, хвост…

— Главного не хватает! — визгливым, скребущим по ушам голосом крикнуло