— Втроем?! — возмутился Тума, сжав кулак. — Я его и один, как куренка, задавлю!

— Одному, может, и мало будет. Он ужас какой злой. Как росомаха!

— Ну, будь по-твоему — еще двоих возьму, — хохотнул вождь. — Чтобы штаны с твоего злюки спустить да и всыпать ему крапивой!

Сидевшие вокруг костра радостно засмеялись, наперебой предлагая кто — засыпать Учаю за пазуху угольев, кто — сунуть в мешок да искупать в реке, кто — усадить голым задом в муравейник.

— Ладно. — Тума махнул рукой. — Ты и ты, со мной пойдете. Окажем «вождю» почести!

* * *

— А ну как не поверят? — прошептал Кежа. — Это тебе не мамку мертвецами пугать. Прибьют ведь малого…

— Поверят, — спокойно сказал Учай. — Если только Вечка слабину не даст — непременно поверят.

— С чего ты вдруг так решил?

— Оттого, что хотят поверить. Оттого, что меня ни во что не ставят. Оттого, что пива много за ночь выпили. А еще вчера им охота была удаль свою показать. Оттого, что Тума, из дому своего не выйдя, уже решил, что мы ему ворота откроем. От всего этого и поверят…

Сын Толмая прислушался:

— Тсс! А вот и они. Идут…

— Не особо таятся. Видать, много хлебнули, — шепотом заметил Кежа. — А Вечка молодец. Слышь, как чирикает? Знак нам подает.

— Давай на место, — приказал Учай. — А как все начнется, ты у себя не плошай.

— Здесь он, здесь, — тихо проговорил Вечка, отворяя ворота. — Там, под навесом спит.

Сын Грома ткнул пальцем на куль, завернутый в ряднину.

— Ну-ка отойди…

Тума отодвинул в сторону провожатого и рявкнул во всю мощь:

— А ну вставай! Тебе говорю!

Он сделал шаг к «спящему», и в тот же миг раздался громкий хруст и прикрытая дерном плетенка провалилась под ногами вождя рода Карью. Тума очутился в узкой щели. Попробовал было поднять руки, чтобы зацепиться за край, но тут же получил по пальцам древком копья.

— Что, не спится, дядька Тума? — раздался сверху ехидный голос Учая.

— Ну, погоди, вот я ж тебя…

Из-за ворот послышался невнятный шум, затем крики боли. Окажись сейчас вождь обжан за стеной острожка, он бы увидел, как оба его соплеменника барахтаются в сети, как вытащенные из воды рыбины, а вокруг них с дубинами в руках скачут Дети Грома, осыпая гостей ударами, как сноп ячменя на току.

Но он этого не видел — сейчас его больше занимал наконечник копья, упершийся ему в горло.

— Не шуми. Это мы тебя как родного приняли. А вот арьяльцам ты никак не родня… Потому сам думай — со мной будешь говорить или Джериша позвать. Слыхал о Джерише?

— Чего ты хочешь? — просипел Тума.

— Вот это правильный вопрос. С этого дня ты и род твой — под моей рукой. Чтоб не вздумал чего дурного — дочь свою мне отдашь в жены.

— Да ты…

— Если ума у тебя хватит, то поймешь, в чем тут твоя выгода. Это лишь начало. — Учай задумчиво поглядел на костры на дальнем берегу реки. — Скоро все роды ингри под моей рукой будут. А ты будешь среди них первым из вождей и моим ближним родичем…

— А ежели откажу?

— Стало быть, глуп и говорить с тобой не о чем. Тебя я сейчас убью, а тех, кто там на берегу остались, до утра перережем.

Тума скрежетнул зубами, понимая, что мелкий стервец не шутит. То ли боги от него отвернулись, то ли он от них… Нездешней жутью тянуло от этого невзрачного отрока. Такой не поглядит на дедовы заветы — попросту убьет, как комара!

— Твоя взяла, — выдавил он.

— Вот и хорошо. Покуда мы тут вас в темной подержим. Завтра ты свою волю всем громко с берега объявишь. А вздумаешь чудить — ни тебе не жить, ни твоему роду. Это я тебе говорю — Учай, сын Толмая, наместник Ингри-маа!

Глава 12. На черных крыльях

После схватки Локши с Вергизом на берегу реки закончились у Кирьи спокойные дни. Будто позабыв все остальные дела, главная добродея вцепилась в воспитанницу. От рассвета и до того времени, когда сон и усталость склеивали ресницы, она изводила девочку наставлениями — даже говорила, какие сны ей следует увидеть. И Кирья впрямь видела те сны. Она изумлялась, как легко ей теперь дается то, что она прежде и представить не могла. Чем дальше, тем больше ей нравилось учиться, нравилось чувствовать себя знающей и сильной. Но, слушаясь наставницу, она ни на миг не забывала о Мазайке. И о том, что на самом деле Локша держит ее тут силой.

«Все равно убегу, — шептала Кирья всякий раз, как ведунья оставляла ее в покое. — Вот похолодает, встанет река — и убегу по льду. И водяное чудище меня не остановит…»

Она ловила себя на том, что до того, как река покроется льдом, пройдет еще немало дней и ночей. Кто знает, как там Мазайка? Где он, что с ним? Хоть Высокая Локша и обмолвилась, что он жив, но жить тоже по-всякому можно… Вон в селении снегов пять тому назад медведь одного из родичей поломал. Тот еще долго жил, да никакой радости ему с того не было — стонал, ворочался, а сам ни встать, ни пройти не мог. Так дух и испустил. Сказывали, голодом себя уморил…

«Надо что-то придумать, — вертелось в ее голове. — А если нельзя ни переплыть, ни перейти… Может, перелететь?»

Она часто вспоминала родное селение, отца, могучего братца Урхо… И даже ехидный и придирчивый Учайка казался ей сейчас не таким уж вредным. Как бы отец переправился через такую реку? Кирья вспомнила один случай. Несколько лет назад она видела, как Толмай взял лук, привязал к стреле конопляную веревку да и пустил ее с высокого берега ручья в росшую на той стороне сосну. Затем ремень снял, через веревку перекинул, запястья им обмотал и — вжик! — на низкий берег одним махом перелетел.

Здесь с обрыва он, пожалуй, спуститься бы мог… А она легкая, она и подавно сумеет! Да только ж где взять лук и стрелы?

Ответ на этот вопрос она вскоре нашла. При керемети имелось хранилище даров, куда добродеи складывали особо ценные приношения. Там имелись и луки, и копья, и даже бронзовые топоры, привезенные из самой Арьялы. Надо только улучить время…

И снова день сменял день. Но теперь Кирье стало куда веселее на душе. Она пристрастилась к тайным знаниям, которыми щедро делилась