представителей этим автономным учреждениям участвовать в законодательных актах правительства. Эта первая робкая просьба о конституционных правах встретила резкий и неуклюжий отпор. В своем ответе депутации дворянства, земств и муниципалитетов, явившейся в Зимний дворец 17 января 1895 года для передачи ему приветствия русского народа, царь сказал следующее:

В некоторых земских собраниях за последнее время раздаются голоса людей, увлеченных нелепыми заблуждениями относительно участия представителей земств в делах внутреннего управления. Пусть знают все, что принцип самодержавия я буду хранить так же твердо и бескомпромиссно, как его охранял мой незабвенный покойный родитель.

Этой завуалированной угрозы было достаточно, чтобы запугать малодушных конституционалистов. Все чувствовали, что самодержавный режим еще прочно укоренился и что старая конституция «принудительной безопасности» — эта хартия привилегий, дарованных полиции в ущерб народу, — еще не поколеблена. Надежда на превращение России из государства, основанного на грубой силе, в политический организм, основанный на законе и порядке, рухнула.

Евреи тоже быстро поняли, что война, которую вел против них Александр III. в течение четырнадцати долгих лет был далек от того, чтобы быть в конце. Правда, приветственные обращения еврейских общин России в 1895 г. к молодому царю по случаю его женитьбы вызвали официальное выражение благодарности, не омраченное никаким упреком в «нелепых заблуждениях». Но это было исключительно по той причине, что эти обращения не были испорчены какими-либо намеками на надежды на освобождение, питаемые евреями. На самом деле не было ничего, что могло бы оправдать такие надежды. У руля русских дел остались те же сановники, которые при Александре III выступали поборниками дикой антисемитской политики: Победоносцев, глава Святейшего Синода, Дурново, министр внутренних дел — к В конце 1895 г. он уступил место Горемыкину, который был ничуть не менее реакционным, и Витте, двуличному министру финансов, стремившемуся в то время подчиниться модным тогда реакционным влияниям. О мыслях, занимавших голову Победоносцева в начале нового царствования, можно судить по представленному им царю в 1895 году докладу о положении дел в греко-православной церкви. «Великий инквизитор» был глубоко обеспокоен предполагаемым фактом, что евреи оказывали опасное влияние на религиозную жизнь своих прислуги-христиан:

Несовершеннолетние, прожив несколько лет среди иудеев, оказываются совершенно забывшими о греко-православной вере. Но даже убеждения взрослых подрываются. Священники, выслушивающие исповеди прислуги, нанятой в еврейских домах, приходят в ужас, узнав о гнусных богохульствах, произносимых иудеями против христианства, Спасителя и Пресвятой Богородицы, которые, вероятно, получат распространение через прислугу. среди людей.

Эти обвинения, которые можно было бы целиком цитировать из зловещих писаний средневековых защитников церкви, предназначались для того, чтобы подготовить молодого государя к правильному пониманию еврейской проблемы. Они были выдвинуты обер-прокурором Святейшего Синода, тем самым церковным деятелем, который устроил жестокие гонения на русских диссидентов и вскоре после этого вынудил Духоборцев, евангельскую секту, покинуть родину и искать убежища в Канаде. Не сумев реализовать свое великое стремление — очистить Россию от еврейского населения с помощью миллионов барона Гирша — Победоносцев возобновил свои профессиональные обязанности, которые были прокурором еврейства от имени Священного Синода. святая святых воинствующей греко-православной церкви.

Не довольствуясь размахиванием ржавым церковным мечом, Победоносцев прибегнул к светскому оружию в борьбе с ненавистным племенем. Когда в 1898 г. Совет Еврейского колонизационного общества в Париже направил делегацию в Петербург с ходатайством перед правительством о разрешении поселить русских евреев в качестве земледельцев в самой России, Победоносцев ответил: «Nos cadres ne sont pas prêts pour вы recevoir» и изо всех сил старался объяснить делегатам, что евреи — очень умный народ, интеллектуально и культурно превосходящий русских, а потому и опасный для них: «Евреи вытесняют нас, и это нас не устраивает». Отвечая на вопрос о будущем российского еврейства при системе непрерывных преследований, Победоносцев однажды откровенно заявил: «Одна треть вымрет, одна треть покинет страну, а треть полностью растворится в окружающем населении».

При таком отношении к еврейской проблеме правящих сфер России ни о каком улучшении положения русского еврейства не могло быть и речи. Даже там, где такое улучшение могло бы сойтись с антисемитской политикой правительства, оно исключалось, как только считалось справедливым на благо евреев. Так, когда в 1895 г. виленский губернатор в своем «покорнейшем докладе» царю отстаивал желательность отмены черты оседлости с целью «ослабления пагубного влияния еврейства», поскольку последнее составляло большинство населения в городах Западной области, Николай II. сочинил следующую резолюцию: «Я далек от того, чтобы разделять это мнение губернатора». Лидеры русского еврейства прекрасно знали, что ветер, дующий с высот русского престола, был для них неблагоприятен, и их первоначальная надежда быстро сменилась чувством подавленности. Меморандум, составленный в то время видными евреями Петербурга с намерением представить его одному из высших чиновников при русском дворе, отражает это пессимистическое настроение:

Российские евреи лишены того мощного рычага интеллектуального и нравственного развития, который обозначен как надежда на лучшее будущее. Они вполне осознают тот факт, что высшая власть в стране, находящаяся под влиянием искаженных сведений о евреях, которые систематически представляются ей чиновниками, действующими из корыстных или других корыстных побуждений, крайне неблагосклонна к евреям. Они должны смириться с тем, что на самом деле нет никакой возможности обратить внимание царя и государя на истинное положение дел и что даже те сановники, которые сами поступают справедливо и терпимо по отношению к евреям, боятся подставить добро. слово для них из страха быть обвиненным в фаворитизме по отношению к ним.

2. Мученичество Московской Общины

Отношение высокопоставленных чиновников к евреям ярко проявилось в то время в Москве. Вспомним, что небольшой еврейской колонии, оставшейся во второй столице России после жестоких изгнаний 1891 года, было запрещено совершать богослужения в большой синагоге, закрытой по приказу Александра III. Ввиду предстоящих торжеств в честь коронации Николая II, которые должны были состояться в Москве весной 1896 г., представители еврейской общины второй российской столицы обратились с ходатайством к московскому генерал-губернатору, великий князь Сергий Александрович, заручиться для них царским позволением открыть их синагогу, по крайней мере, в дни коронации, «как особый акт благодати, дабы московские евреи имели возможность отпраздновать радостное событие». с должной торжественностью». Но великий князь, обезумев от ненависти к евреям, уведомил просителей через полицмейстера, что их петиция является «наглым нарушением имперской воли» и не может быть рассмотрена.

Мученичество московской общины, наследие минувшего царствования, черным пятном выделялось даже на мрачном фоне новой эпохи. Высочайшим указом, изданным в 1892 году, постановлялось, что здание опечатанной московской синагоги должно быть продано тому, кто больше заплатит, если оно не будет преобразовано в благотворительное учреждение. Сообщество, естественно, стремилось