Шрифт:
Закладка:
Нет ответа…
Вообще же можно выстроить догадку – отчего ВГ так зациклился на русской национальной теме. Может, это от хорошей порции у него нерусской крови, как это часто бывает в подобных случаях? В лице писателя добрые критики давно уже приметили некую «примесь коренной сибирской породы, этакую тунгуссковатость», и то правда, дед его из туземцев. Это как если бы в Северной Америке он был индейцем; наверно, как-то иначе он бы ощущал штатовский патриотизм, и праздники б не как белые праздновал бы. Чем бы занимался? Требовал бы прикрыть резервации? Поди знай.
Пришли злые белые люди, споили туземцев огненной водой и за стеклянные бусы забрали у них землю. У туземцев не хватило ни воли, ни ума этому воспротивиться. Они облажались, они всё потеряли, – несмотря на всю свою духовность, несмотря на великих предков, несмотря на то что они великий и терпеливый народ. Это так – и что, отдавать теперь Манхэттен обратно команчам, а Сибирь – вертать взад якутам и тунгусам? Бред. Что за чувство клокочет в груди ВГ? Гнев русских – против кого? Кавказцев и китайцев он не напрямую называет виновниками всех бед, а только косвенно, говоря об их высоких боевых качествах, в противовес русским. Русские обижены (не хочу тут даже думать о тюремном значении этого слова) – кем конкретно, когда? Непонятно. Так, может, это в сердце ВГ, тунгуса, стучит пепел его предков, у которых белые отняли всё? И он не только не может сказать об этом прямо, может, он этого и высказать не может, и понять это ему невозможно? Кому эта мысль кажется слишком надуманной, тот пусть ответит себе на простой вопрос: может ли полкукровка слушать голос только одной половины своей крови, в ущерб второй, способен ли он быть тут непротиворечивым? По мне (да и, пардон, по статистике тоже), так русский – это прежде всего житель города, но уж никак не затерянной в тайге деревни. Это городской человек, который скорей уж в Нью-Йорке выживет (и тут статистика на моей стороне), чем в лесу или на хуторе (вспомните про Лыковых и их таежный тупик).
Вообще эта тунгуссковатость, ну или как там еще ее назвать, очень важна в русской культуре. Я не раз уже про это писал, вскользь. В России такие вот метисные лица, полурусские-полуазиатские, с моноголоидным прищуром и белой кожей, со скулами, но и с голубыми или серыми, русскими водочными, бесцветными глазами – они на каждом шагу, и их обладатели необычайно заметны в метро, в истории, в культуре. Это Лев Толстой, Достоевский, Шукшин (тоже сибиряк кстати), Слава Курицын (с Урала), Сельянов, Пелевин (!), Баширов. Само собой, Вампилов, товарищ ВГ. Это кто сразу приходит на ум. Наверно, такие люди имеют больше шансов понять Россию, которая не вся же подмосковная и есенинская, вон же еще Сибирь огромная, которую отнимали у монголоидов наши предки казаки-разбойники с Ермаком во главе. Какой-нибудь чисто русак спокойно живет себе в Москве или, хуже того, в Штатах и пишет безмятежно книжки, – а наш метис все бросил и кинулся на амбразуру… Кровь его гонит, нету у него важней задачи, чем показать, что он больший русский патриот, чем прочие. Как к этому ни относись, а сделать с этим ничего нельзя.
Эта его тунгуссковатость – почему нет – может идти от того, что называли тунгусским метеоритом, во всяком случае там был какой-то планетарных масштабов выброс энергии, и часть ее, гляди, перепала нашему байкальскому пророку…
– У меня такое ощущение, что нашу страну кто-то целенаправленно разваливает. Так, как это было тогда, когда развалили и уничтожили Советский Союз. И сейчас появились люди, которые отрабатывают чей-то заказ по уничтожению российского народа, выпуская одиозные книги, газеты, обрабатывая население через радио. Сейчас идет нашествие на нашу страну. Я говорю не об иноземном нашествии. Я говорю о духовном нашествии, – жалуется ВГ. Или, как говорят его недруги, кликушествует.
Тут напрашивается цитата из другого классика все той же русской литературы – Пелевина, тоже не чуждого тунгуссковатости. Помните, он тоже говорил о том, что антирусский заговор есть, – правда, участие в нем принимает все взрослое население страны…
Дочь
Потом был кошмар: погибла дочь ВГ. 9 июля 2006 года. Помните, она полетела в Иркутск, к отцу, самолет уже сел – но, не затормозив, докатился до бетонного ограждения, пробил его и врезался в гаражи. Начался пожар, погибло 125 человек.
Это страшно, это ужасно. ВГ, как АА (Ахматова), хотел быть со своим народом, он был там, где его народ, к несчастью, был. У Ахматовой сын сидел, у Распутина – ребенком умер сын, и вот теперь взрослая дочь погибла. Он, кажется, разделил со своим народом и эту муку тоже; сколько уж русские теряли детей! У кого сын на войне погиб, или от водки, или – не знаю – в Беслане…
Мария закончила Московскую консерваторию по двум специальностям, как музыковед и органист. Защитила диссертацию по церковнославянской музыке. Вышла замуж за священника, семья собиралась уехать в дальний приход, но все-таки они остались в Москве. Откуда Мария и полетела на родину на побывку…
Журналист Кожемяко (из газеты «Правда»), с которым ВГ много лет ведет откровенные беседы, для печати, на правах старого друга, безжалостно спросил осиротевшего отца – как он теперь? Тот ответил:
– Как? Да разве сказать – как? Если бы я как писатель поставил своих героев в те же самые обстоятельства, в каких оказались мы, я не смог бы и в сотой, тысячной доле передать всё, что пришлось и придется еще пережить. И я не имею права говорить только о своем, о нашем семейном горе: 125 человек заживо сгорели в то раннее утро 9 июля. Попробуйте не представлять себе, как это происходило, попробуйте не гореть вместе с ними. В нас выгорело многое, и мы теперь совсем иные, чем были до этого страшного рубежа.
Само собой. Он сказал еще тогда:
– О времена! О нравы! Мало того что убили – все равно, конструкторской ли ошибкой или протаскиванием несовершенных машин на рынок, – так еще убийц решили искать среди потерпевших! А что машина была неисправна и что было рискованно поднимать ее в воздух – об этом ни гугу. Вина компании «Сибирь» больше, страшнее, чем
