народ вон на улицу. Парень замечен невестами и одной особенно преследуется на всех встречах и перекрестках. И сам не прочь на ответ и привет и сует выбранной суженой горсть медовых пряников, кедровых орехов, перемигивается часто и многозначительно. Раз платок подарил: узнали бабы об этом и решили, что парень скоро засвататься должен — и не обманулись. Жених дождался только, когда прошли Святки и когда минуло ему семнадцать лет — срок, установленный местным обычаем, и послал сваху, накануне перемолвившись с суженой за банями. За согласием не стоит дело: родители невесты знают, что дочь ненадежный товар, залежится — с цены спадет, а парни по деревне все равны, ни один не лучше другого, все на одну колодку деланы. Знают они это и велят жениху нести запрос (от 10 до 15 руб. сер. деньгами), по очень старинному обычаю, «деньги на стол, так и невеста за стол». Пьют запой на женихов же счет и с женихом вместе, который знаком с кабаком еще с юных лет (13 и много с 14). Таковы устьцылемские обычаи! На смотринах этих творят и рукобитье, и назначают день свадьбы, но не откладывают его на долгий срок. Промысловый народ, весь без исключения, не любит разводить пиры, по обычаю приволжских губерний, особенно устьцылемцы, у которых всякий грош на счету и решительно нет ни одного лишнего. На другой же день, рано утром, выбираются дружки из тех ребят, у которых есть синие кафтаны: у женихова на правом плече нашивают ленты, у невестина дружка — на левом: оба в тот же день ходят сзывать по домам родных и знакомых на завтрашнюю свадьбу.

В день свадьбы, поутру, собираются у жениха все родственники, садятся за стол и ставят свадебный каравай и пирог. Затем выпьют по два стакана пива и по два стакана вина, молятся иконам и едут за невестой, жених рядом с крестным (он же и тысяцкий, обязанный платить половину свадебных издержек), дальше сватья, а там остальные жениховы поезжане. Женихова пара,а подчас тройка гремит тремя-четырьмя колокольцами. По приезде к невестину дому все идут с крестом и образом на крыльцо в таком порядке: впереди дружки, за ними жених и тысяцкий, дальше сватья и, наконец, поезжане. Дверь заперта. Женихов дружка колотится с молитвой: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий!» до трех раз. За дверью отдают «аминь». Следуют вопросы из избы, делаемые кем-нибудь из родственников невесты, большей частью братом, и ответы брата жениха, в таком порядке.

— Что вы за люди?

— Мы люди Божьи, да государевы.

— Зачем пришли?

— По ваше сулено, по свое богосужено.

— Какой земли?

— Российской.

— Какого царя?

— Белого.

— Как его зовут и прозывают?

— Александр Александрович Романов.

— Деточки?

— Николай, Георгий, Ксения, Михаил, Ольга.

— Где столица?

— В Питинбурги.

— Которой вы веры?

— Самой истинной, православной.

— Не по новой?

— По старой.

— Какой вы губернии?

— Архангельской.

— Какого уезда?

— Мезенского.

— Волости и селения?

— Усть-Цылемского.

Дальше следуют вопросы: как зовут жениха, отца его, мать, братьев, сватьев, дружек, поезжан. Разговоры идут добрых полчаса. Наконец, их впускают в избу, сажают за стол по порядку и обносят вином и пивом, а за неимением последнего — квасом. Затем невесту, окончательно наряженную к венцу[71], с накинутым через голову платком на лицо, выводят к жениху и передают ему из полы в полу конец накинутого ей на голову платка. Жених сажает ее рядом с собой за стол. Немного посидевши, встают; отец невестин спрашивает жениха: «Будешь ли кормить-поить, одевать-обувать и женой почитать?» По ответе «буду», начинается совершение обряда бракосочетания по старым книгам и старым обычаям, затем пир и угощение. Первыми рюмками обносят молодые и, подслащая, по обычаю, горечь вина поцелуями, получают от гостей деньги: 10, 15, 20, 25, 30 и иногда 50 коп. сер. Мужчины при этом целуют молодую, а женщины молодого. Угостивши гостей, молодых уводят в дальнюю комнату и пир, в собственном смысле, затевают уже на другой день в доме молодого и продолжают на третий в доме молодой.

Живут ли молодые согласно и честно? Хотя это дело домашнее и потому, как говорится, темное, но ответ на этот вопрос может дать смысл большей части песен, правда, неутешительный по отношение к нравственности устьцылемских слобожан и слобожанок, тем более, что в иных местах пишущему эти строки таких песен находить не удавалось. Из 12 песен с подобным содержанием выбираем три с менее резкими выходками против супружества. В одной из них заключительные слова, обращенные к отцу, такого содержания:

Не давай меня, батюшка, замуж,

Со тем своим мужем гулять нейду,

Про тово свово мужа постелю постелю:

В три ряда каменья накладу,

Во четвертый ряд крапивы настелю.

Со каменьица бока его болят,

Со крапивы бока спрыщевали.

Во второй молодец обращается к жене своей с такими словами:

Ты пустила сухоту

По моему по животу,

Рассеяла печаль

По моим ясным очам,

Заставила ходить по ночам —

Приневолила любить

Чужу мужнюю жену.

Что чужа мужна жена —

То разлапушка моя.

Что своя мужна жена —

Осока да мурава,

В поле горькая трава,

Бела репьица росла,

Без цветочиков цвела.

И вот, наконец, третья, вся целиком:

Поиграйте вы, девушки,

Повеселитесь, голубушки,

Во всю волю у батюшки,

Что во неге у матушки,

Во прокладе у братьецев!

Неравно замуж выйдется,

Неровен черт навернется,

Неровен накачается:

Либо старое уродливое,

Либо молодо спесивое,

Либо в ровню упрямчивое.

У меня младой старый муж

Поперек постели лежит,

Во супор со мной речь говорит,

Раздевать, разувати велит,

Балахон с плеч стягивати

И оборы разматывати.

Что не та в поле ягода цвела,

Не того отца дочерь была,

Не тою была у матушки,

Чтобы мне старика разувать:

У меня руки белые —

У него