на сторонние ресурсы. Впрочем, мы забегаем вперёд: ещё раньше этот процесс был осознан в двух антологиях, вышедших в начале 2000-х под руководством Дмитрия Кузьмина (р. 1968). В антологии «Нестоличная литература» были представлены поэты и прозаики российских регионов, от Калининграда и Пскова до Читы и Владивостока; в антологии «Освобождённый Улисс» – русскоязычные авторы от США и Украины до Японии и Австралии. Это единство было во многом умозрительным – но очень убедительным, на его постулирование и осмысление было положено много культурных усилий. После 2014-го, а затем 2022 года оно если не распалось окончательно, то катастрофическим образом трансформировалось.

Интернет играл важную роль в становлении нового русскоязычного литературного пространства уже в 1990-е: посетители сайтов и веб-проектов таких первопроходцев литературного рунета, как Александр Левин, Дмитрий Манин, Роман Лейбов, общались, играли в интерактивные литературные игры (от классического буриме до более изощрённого составления бесконечно ветвящихся хайку), проводили конкурсы – старейшим из них был конкурс «Тенёта», основанный в 1994-м при участии Александра Житинского, Антона Носика и Романа Лейбова; в разные годы в его жюри входили, например, Александр Кушнер и Виктор Кривулин. Разумеется, возникали сетевые журналы и платформы для самопубликации; в критике появились понятия «сетевая поэзия» и «сетература». Одной из самых представительных площадок стала работающая и сегодня «Сетевая словесность» под руководством Георгия Жердева. В 1996 году при «Русском журнале» возник «Журнальный зал»: цифровые версии свежих номеров ведущих толстых журналов бесплатно и легально выкладывались в сеть (опыт, кажется, уникальный в мировом литературном интернете), и читатели получили возможность моментального обозрения большой части литературного поля. В 2000 году запустился сайт «Стихи.ру», быстро ставший крупнейшей площадкой для публикации собственных текстов (количество зарегистрированных авторов на 2024 год – больше 915 000), причём в обход какой-либо редактуры, – в результате уже к середине 2000-х «Стихира» превратилась в огромное собрание в основном любительских, не представляющих интереса произведений, хотя некоторые замечательные поэты, впоследствии широко признанные (например, Геннадий Каневский или Ксения Маренникова), начинали свой путь именно там. Качественная же перемена, после которой интернет стал основной средой русскоязычной поэзии, произошла в середине 2000-х – с распространением блогов (в первую очередь в «Живом журнале») и социальных сетей.

Дмитрий Кузьмин[485]

Из многочисленных сетевых проектов 1990–2000-х выделялся сайт «Вавилона» – в первую очередь ориентацией на создание разноплановой, разнополярной картины современной поэзии. Библиотеку «Вавилона» пополняли новые публикации и книги не только авторов содружества «Вавилон» (о котором чуть позже), но и совершенно других поэтов, не всегда сходившихся с «Вавилоном» в эстетических взглядах; здесь же, в соответствии с идеями, высказанными ещё формалистами в 1920-х, поколение «Вавилона» выстраивало свою поэтическую родословную, обращая внимание на фигуры предшественников, которые в официальной истории русской литературы XX века были маргинальными или вовсе не существовали: это были, например, поэты Лианозовской школы или одиночки-маверики, такие как писавший по-русски белорусский поэт Вениамин Блаженный (1921–1999). Можно сказать, что «Вавилон», усилиями в первую очередь его основателя Дмитрия Кузьмина, занимался той же культуртрегерской работой, что и составители неподцензурной эмигрантской антологии «У Голубой лагуны», – но делал это более упорядоченно и менее пристрастно (не говоря уж о том, что «Вавилон» действовал в совершенно иной социально-политической ситуации). Эстетика «Вавилона» возводила в культ новизну, «приращение смысла», расширение возможностей поэзии на всех уровнях (не только на формальном), и такой инклюзивный подход к новизне позволял включать в орбиту вавилонского проекта самых разных авторов. Тем же подходом будут руководствоваться основанный Кузьминым в 2006 году журнал «Воздух», который в следующие полтора десятилетия станет крупнейшим российским поэтическим изданием, и вышедшая в 2004-м антология «Девять измерений», представлявшая поколенческий срез новой русской поэзии. Ощущение общего межпоколенческого, сетевого пространства ложилось в основу многих изданий – например, запустившегося в 1999 году в составе «Вавилона» журнала TextOnly или «тонкого» интернет-журнала «РЕЦ» и портала «Полутона», основанных в 2000-х калининградской арт-группой «РЦЫ» (Евгений Паламарчук, Павел Настин, Ирина Максимова, Юлия Тишковская). Будучи в первую очередь площадками дебютантов 2000-х (от Марианны Гейде до Василия Бородина), они привлекали к сотрудничеству и таких известных авторов, как Ольга Седакова или Аркадий Драгомощенко. «Полутона» и сегодня остаются важной площадкой для молодых поэтов.

И здесь время подробнее поговорить о том многообразии поэтических языков, которое появилось в 1990–2000-е, – начав как раз с поэтов содружества «Вавилон». Возникло это содружество в 1989 году, в первоначальный его состав входили Дмитрий Кузьмин, Вячеслав Гаврилов, Вадим Калинин, Станислав Львовский и прозаик Артём Куфтин. «Старшему – мне – только что исполнилось 20 лет; младшим – Гаврилову и Калинину – не было и 16», – вспоминал Кузьмин много лет спустя. Центральный автор этого первого набора, Станислав Львовский (р. 1972), начинал с достаточно меланхолических стихотворений, основным пафосом которых было, по словам Кузьмина, «каждодневное, постоянное преодолевание разорванности мироздания и мировосприятия»:

оттого

что прежнее прошло

и больше не будет его

так похожего на расплавленное детство

вдруг плеснёт

обжигающим предсмертным светом

когда ты обеими руками возьмёшь дневное пламя

со словами больше никогда ничего не произойдёт

теперь мы сами стали временем

Станислав Львовский[486]

В ранних стихах Львовского (где «разорванность мироздания и мировосприятия» выражалась в том числе на графическом уровне, с помощью увеличенных пробелов) манифестируется одна из основных проблем поколения 1990-х: как возможно новое поэтическое высказывание в ситуации, когда «прежнее прошло и больше не будет его»? Так или иначе эту проблему решали все значимые поэты эпохи – напомним, что критика иногда писала о них как о постконцептуалистах, то есть авторах, начавших свой путь из той, казалось бы, мёртвой точки, к которой вёл поэзию концептуалистский проект.

Отчасти решению проблемы способствовал сам материал, новая реальность постсоветского мира, в котором была, в частности, отменена цензура, но появилось множество проблем и вызовов – от неожиданной нищеты до экзистенциальной неустроенности в условиях «первоначального накопления капитала», от взаимодействия с новой поп-культурой до вновь вспыхивающих войн. Не случайно одной из важнейших точек осмысления стала война в Чечне: стихи о ней составили целую антологию «Время "Ч"», подготовленную Николаем Винником, – с бескомпромиссными текстами Сергея Стратановского, впоследствии вошедшими в сборник «Рядом с Чечнёй», и Михаила Сухотина (р. 1957), предельно откровенно документирующего в «Стихах о первой чеченской кампании» военные преступления (примечательно, что «ироническое» стихотворение Д. А. Пригова, также включённое в антологию, вызвало резкую реакцию знаменитой журналистки Анны Политковской, прекрасно знавшей «чеченский» материал и убитой в 2006 году: «Для меня он [Пригов] закончился, когда я прочитала это стихотворение»). В 1990-е закладывались основы русской политической поэзии 2000–10-х – и первыми к ней двинулись именно поэты поколения и орбиты «Вавилона», такие как Кирилл