В свое время Ленин по данным, приведенным в книге, выпущенной в Германии под псевдонимом «Agahd» («Grossbanken und Weltmarkt», 1914 г.) и характеризовавшим «интимную сторону» деятельности русских банков, утверждал, что Международный банк, как и «Русский банк для внешней торговли», работал на 3/4 «немецким капиталом». Дальнейшее обследование не подтвердило, однако, утверждения Ленина. Фактический материал, приведенный в работе Оля («Иностранный капитал в России»), изданной в 1922 г. «Институтом экономических исследований» при Нар. Ком. Фин., определял участие «немецкого капитала» в операциях Международного банка лишь в 1/3, а в Русском немного больше – 24 милл. на 60524. На русско-германской характер Международного банка, по мнению Семенникова, указывает то обстоятельство, что четыре директора, как германские подданные, должны были выбыть во время войны из состава правления. Исследователь устанавливает и связь Международного банка с теми предприятиями электрической промышленности, которыми при своих антинемецких изысканиях так интересовался фанатик «национализации русского кредита» Хвостов: «Русские электрические заводы Сименс и Гальске», «Общество электрического освещения 1886 г.», «Русское Общество Всеобщей Компании Электричества», являвшиеся лишь филиалами соответствующих германских трестов.

«Капитал», конечно, «интернационален», и вложение немецких денег в русские банковские предприятия до войны само по себе ничего не доказывает или очень мало. Весь сыск о том или ином количестве паев в отношении немецкого влияния и сепаратного мира при перепутанности акционеров525 довольно пустое дело – в особенности, когда оно касается отдельных лиц. Легко представить себе, какие узоры можно было бы вырисовать на фоне действительности, напр., австрийских, французских и английских Ротшильдов, связанных между собой самыми близкими родственными узами! При желании почти каждый банк можно было бы поставить под немецкое влияние. Примером служит Русско-Азиатский банк, директором которого был финансист Путилов. Казалось бы, формально этот банк нельзя отнести к числу работавших на немецкие деньги, ибо на 60 миллионов капитала 36 в нем приходилось на капитал французский, 4 на английский и только 2 на немецкий, но во втором сокращенном издании своей книги Семенников, как-то походя, считает тем не менее нужным установить связь его с банкирской конторой Варбурга (отчего не прибавить сюда и контору Мендельсона, где лежали царские деньги?), а Чернов, не только, как всегда, без критики следуя за своим источником, говорит уже о «глубоко идущих связях Русско-Азиатского банка и знаменитой фирмы «Берты» Круппа»526.

Член Думы Пуришкевич в речи 19 ноября, по существу весьма поверхностной, изобличал попытки Протопопова «отравить Россию немецкой пропагандой» и сообщал о совещании, которое было организовано Протопоповым для субсидирования его газеты и которое ассигновало на эти цели 5 милл. К числу «немецких» банков оратор относил и Азовско-Донской банк. Разоблачение это было построено на том основании, что семь из десяти приглашенных банков отказались, когда «поняли, в чем дело, и разобрались». «Все русские банки, – утверждал думский депутат, – те банки, где было больше всего русских денег, ушли, и остались Международный, Азовско-Донской и Русский для внешней торговли». «Это три главных банка, которые работают в России на немецкий капитал». Приводил Пуришкевич и цифры, неизвестно откуда заимствованные, для характеристики первенствующей роли немецких денег: 25 милл. в Аз.-Дон. банке, 40 – в Международном, 45 – в Русском для внешней торговли. В появившемся тогда же опровержении председателя правления «Русского для внешней торговли банка» Давыдова указывалось, что у Пуришкевича не было данных для установления факта участия иностранного капитала в деятельности банка, не принимавшего к тому же участия в финансировании проектировавшейся газеты527; роль немецкого капитала в Аз.-Дон. банке позднейшие исследования установили в пропорции 8 к 60… Ленин считал, на основании «интимных» данных Агада, находившимся в «первой степени зависимости» от «Deutsche Bank» «Сибирский» банк, членом совета которого состоял российский канитферштан Манус и в котором формально не зарегистрирована была наличность немецких денег. У некоторых советских исследователей филиалом «Deutsche Bank» стал «Объединенный банк», где лидерствовал нам известный уже по манасевичевскому шантажу свойственник Хвостова возможный кандидат в министры финансов и заместители Барка – гр. Татищев528; у других таким филиалом германского консорциума «Disconto Gesellschaft» станет СПБ. Учетный банк, в котором участие «немецкого» капитала исчисляют в пропорции 4 на 30, при отсутствии других паев иностранного происхождения и т.д. В конце концов позднейшие советские исследователи (в данном случае Ронин, «Иностранный капитал и русские банки», на которого ссылается цитируемый нами Сидоров, произведший с своей стороны большую детализацию в подсчете) получили такие результаты: 5 банков «немецкой» ориентации с основным капиталом в 138 милл. имели немецких капиталов 54 милл. или 39 %.

Я совершенно не чувствую себя компетентным разбираться в вопросах сложной банковской политики и могу указать лишь абрис тех возражений, которые напрашиваются и которые заставляют быть осторожным в отношении слишком категорических и скороспелых заключений. При теперешнем состоянии материалов (сами большевистские исследователи, перед взором которых только и раскрыты тайники архивов, должны признать, что публикации из истории дореволюционного прошлого до последнего времени носили характер «партизанских прорывов») нет еще возможности конкретно проследить возможно двойственную политику банков с «немецким» уклоном даже в тех пределах, которые устанавливали письмо русского Императора английскому королю и сам министр финансов Барк, признавая, что до осени 1916 г. деятельность этих банков была «непроницаема» для государства. Нельзя опоры найти в беглых показаниях, данных Хвостовым в Чр. Сл. Ком. о расследовании, которое им производилось в качестве члена Думы и министра вн. д., и которое должно было показать, как немецкий капитал вел завоевание России, одновременно политическое и экономическое, т.е. «немецкое засилье». Хвостов отнюдь не был оригинален и отражал исконные опасения националистических кругов, враждебных политике Витте – привлечения иностранных капиталов для развития русской промышленности – и видевших в нарождавшихся коммерческих трестах лишь замаскированную форму внутреннероссийской «государственной организации» враждебных России иностранных держав; при таком предвзятом взгляде на политические задания синдицированной псевдорусской промышленности изучение «пружин» немецкого капитала в России целиком солидаризировалось с элементарно-грубыми приемами контрразведки и сводилось к изысканию корней шпионажа в «немецком засилии» во время войны529. Не более прочную базу дает, конечно, и кавалерийский наскок Комиссии ген. Батюшина, возникшей по инициативе Ставки: Алексеев в письме председателю Совета министров 30 августа (1916 г.) настаивал на «неумолимой» борьбе со спекуляций банков, направляемой «чьей-то злою рукою» и угрожающей принять размеры «государственного бедствия» (доклад Штюрмера 10 сент.). В связи с настоянием нач. штаба Совет министров в порядке 87 ст. экстренно провел закон о предоставлении министру финансов права банковских ревизий. В