Шрифт:
Закладка:
— Да. Ответил я. — Хочу.
— Три тысячи часик. — Я протянул ей две.
— Всё что у меня есть. — Она взяла деньги.
— Ладно… всё равно… уже поздно… будем считать это вечерней распродажей. — Сказала она, ёжась от холода. — Пойдём к тебе, или ко мне? — Я вспомнил, про ключ, оставленный в комнате, и сказал — К тебе.
Мы прошли через двор, и вошли, в старый, пятиэтажный дом. Поднялись по лестнице, и после небольшой возни, с замком, она протолкнула меня в полумрак длинного, заваленного старой мебелью, коридора. Натыкаясь на мебель и спотыкаясь о предметы, разглядеть которые в полумраке коридора было не возможно, мы дошли до двери, замок которой, щёлкнул два раза, и мы вошли в комнату.
Собственно комнатой это назвать было нельзя, скорее это было продолжение коридора, вернее его самая короткая часть, заканчивающаяся глухой стеной, возле, которой, под тусклым торшером стояла кровать.
— Раздевайся. — Сказала она, и, взяв со стула халат, вышла. Я сел на кровать, и уставился, на противоположную стену. Стена была крашенная, с длинной, ломаной, трещиной протянувшейся от потолка до самого пола. Разделяя стену на две части, на одной из которых висело зеркало, а на другой, большие часы. Часы тихо щёлкали, и длинная стрелка, вздрагивая, обходила циферблат.
Она вошла в халате, с подобранными волосами, и розовыми щёчками. Одной рукой она положила на стул платье, а другой, распустила свои волосы.
— А ты почему не разделся?
— Я… не хочу.
— Почему? — Спросила она, распахивая халат. — Ты любишь, когда тебя раздевают? — Она приблизилась ко мне, и стала, расстёгивать мою рубашку.
— Нет. Я продрог.
— Ты мой маленький, я сейчас тебя согрею. — Она сняла с меня рубашку, и расстегнула брюки. — Снимай.
— Нет.
— Ты стесняешься? — Она нажала кнопку торшера, лампа погасла, и брюки сползли с моих ног.
— Давай просто полежим? — Сказал я в темноту.
— Ты не хочешь?
— Нет.
— Ладно, но деньги я не верну.
— Не надо. Просто полежи со мной рядом.
— Хорошо.
Она накрыла меня одеялом, и легла рядом. Я не видел её, в темноте, но чувствовал её горячее дыхание на своей шее, и сладкий запах её духов, кажется, это была смородина. Впрочем, я не могу сказать с уверенностью. Она дышала, тихо, и ровно, вселяя в меня покой.
— Можно я останусь до утра?
— Тебе, что, не куда идти?
— Я сегодня ушёл из дома.
— Совсем?
— Не знаю, думаю да.
— Хорошо, тогда давай спать, я тоже сегодня не в форме. Пять часов под проливным дождём, не придали мне уверенности в завтрашнем дне.
— Можно я возьму тебя, за руку.
— Конечно. — Она протянула мне руку. — Так хорошо?
— Да. — Сказал я, сжимая тёплую ладонь.
— Если хочешь, то можешь потрогать меня.
— Можно волосы?
— Можно.
— Они пахнут, смородинной.
— Это шампунь. Тебе нравиться?
— Да.
— Это хорошо. — Сказала она, прижимая меня к себе. — Ты согрелся?
— Согрелся.
— Давай спать.
— Спой мне что ни будь.
— Что?
— Не знаю,… ты знаешь про сверчка?
— Про сверчка… хорошо, закрывай глаза.
Она запела, а я закрыл глаза, и увидел, сверчка, он сидел в свете горящей лучины, и смотрел на меня большими, лучистыми глазами. Усы его медленно покачивались в такт мелодии. Потом, сверчок исчез, и волны смородиновых волос, полились на меня, образуя вокруг меня океан. Океан подхватил меня, и я закачался на смородиновых волнах.
Я плыл, качаясь на волнах, пока вдруг корабельный рёв, не разбудил меня. Смородиновый океан, превратился пододеяльник. Возникли ясные очертания комнаты, и гудок превратился в трель телефона. Она протянула руку и выключила будильник.
— Всё вставай. — Она откинула одеяло, и вспорхнула с кровати. Накинула халат и вышла из комнаты. Я встал и прошёлся по комнате. Дощечки старого паркета, местами качались под ногами, и скрипели. Я подошёл к небольшому столику. Среди уймы, косметических принадлежностей, пахнущих цветами, стоял портрет, женщины. Я взял портрет в руки. Дверь скрипнула и она вошла. — А ты, что ещё не оделся?!
— Я не успел.
— Давай живее, мне уходить пора.
— А можно я останусь?
— Нет. — Она взяла портрет, и поставила на стол.
— Кто это?
— Мама, умерла полгода назад. — Он Она сбросила халат и стала одеваться.
— Ты красивая.
— Спасибо. Ты тоже ничего, только оденься. — Она бросила мне вещи.
— А можно я ещё приду?
— Можно, только когда у тебя будут деньги.
— Тогда я приду. Когда достану деньги.
— Приходи.
Я оделся, она накрасилась, и мы вышли на улицу. — Ладно, мне пора — Она, чмокнула меня в щёку, села в такси и уехала. А я медленно пошёл по улице, думая, где мне раздобыть денег.
Вышел месяц из тумана…
Волей случая, я оказался поздним вечером на пустыре. Сырость, туманной дымкой окутала всё вокруг. Мелкой дрожью, она, пробегала по моей коже, и густым, липким туманом проникала в мои лёгкие. Организм сопротивлялся, ей, глухим и надсадным кашлем. Я стоял посреди пустыря, и ждал… чего? Конечно её. Красивую деву, поцелуй которой способен унести туда, откуда ещё никто не возвращался. Или старуху, с косой, взмах которой, способен успокоить даже самого беспокойного, не то, что меня. Не знаю, кого я из них ждал, в любом случае, кто то должен был появиться на этой сцене, сплетённой из, пустыря, тумана, и ожидания.
Пока я стоял и давился сыростью, заполнявшей мои лёгкие, из-за тучи вышел острый серебряный месяц. Я вдруг вспомнил слова детской считалочки. — Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, всё равно тебе водить — и мне стало легче. Несмотря на угрожающие слова вместе со считалкой, в меня проникли частички моего детства. И мне стало светлее. Страх прошёл, а на его место пришло любопытство. Простое, детское любопытство. И даже когда появился он, мне нисколько не было страшно. Я чувствовал интерес ко всему происходящему.
Он шёл через пустырь, ничего не видя и не слыша, словно кто-то вёл его, как водят слепых поводыри. Потом вдруг он остановился и посмотрел в мою сторону. В эту самую минуту месяц снова спрятался за тучку. И он не мог разглядеть меня в темноте. — Ты кто? — крикнул он в темноту. — Я? — переспросил его я. Он качнулся и пошёл ко мне. Я как заворожённый смотрел на тёмный силуэт, и не мог
