– Ну хорошо, Кайлер… – начал он и замолчал.

– Капитанский мостик – машинное отделение, – проверещал голос из переговорной трубы.

– Машинное отделение – капитанский мостик, – тут же ответил Кайлер.

– По левому борту подшипники коленчатого вала уже раскалились. Машину левого борта надо срочно останавливать.

Эти слова подействовали на фон Кляйна, как вылитое на голову ведро ледяной воды. Он бросился к переговорной трубе:

– Говорит капитан. Мне нужен еще час максимальной скорости!

– Не получится. Еще пятнадцать минут – и главный вал привода заклинит. Бог знает, сможем ли мы тогда его починить.

Целых пять секунд фон Кляйн, сгорбившись, молча стоял над переговорной трубой. Мозг его лихорадочно работал. На одном двигателе «Блюхер» сразу потеряет десять узлов скорости. Противник сможет маневрировать вокруг, как ему заблагорассудится; до темноты, возможно, будет держаться подальше, а там… Нет, надо немедленно атаковать, развернуться к врагу и бить из всех стволов.

– Продержись еще сколько можешь! – крикнул он и повернулся к трубе командира артиллерийской части. – Говорит капитан. Даю пять градусов право на борт и пятнадцать минут держу неприятеля перед правым траверзом. Потом буду вынужден снизить скорость. При первой возможности открыть огонь. – Фон Кляйн с лязгом закрыл крышку переговорной трубы и повернулся к старшине-сигнальщику. – Поднять вымпел «к бою».

Он проговорил это тихо, спокойно, но в глазах его пылали холодные, синие огоньки.

44

– Хорош, нечего сказать! – прошептал Чарльз Литтл, не опуская бинокля.

На фоне черных орудийных башен «Блюхера» беззвучно вспыхивали, сверкали огоньки пушечных выстрелов. Он быстро повел биноклем по водной поверхности и отыскал «Орион». Ныряя в волнах, тот уверенно и быстро сокращал с «Блюхером» дистанцию. Еще минут семь – и он сможет открыть ответный огонь.

Вдруг в четверти мили впереди из моря вырос ряд высоких столбов воды, величественных, как колонны древнегреческого храма; стройные и прекрасные, они сияли на солнце, как белый мрамор. И через секунду медленно опустились обратно в море.

– Недолет, – пробурчал штурман.

– Стволы еще не разогрелись, – прокомментировал Чарльз. – Господи, поскорей бы уж «Орион» подошел на подходящую дистанцию.

Снова недолет, и снова ближе к цели, и каждый раз снаряды «Блюхера» ложились все ближе к низкому корпусу «Ориона», и уже следующий бортовой залп упал почти вплотную к эсминцу, частично заслонив его тучей брызг, и тогда «Орион» принялся круто маневрировать.

– Еще три минуты, – сказал штурман хриплым от нервного напряжения голосом.

Залпы германского судна раздавались с регулярными интервалами в пятнадцать секунд, и снаряды ложились уже вокруг «Ориона» со всех сторон – один раз всего в пятидесяти футах от носа, и корабль на полном ходу влетел в стоящую колонну брызг, которая накрыла крейсер, смешиваясь с черным дымом из его труб.

– Давай, старичок! Вперед – и накрой мне его! Давай же, давай!

Чарльз вцепился в поручни и уже кричал как одержимый, в возбуждении боя забыв про достоинство, про свое звание и тридцатипятилетний возраст. Его поведение заразило всех остальных на капитанском мостике, они прыгали и кричали вместе с ним.

– Ага! Он открыл огонь! – заорал штурман.

– Открыл огонь!

– Давай, «Орион», давай!

На стволах передних орудий «Ориона» засверкали вспышки, еще и еще. Несмотря на легкий, дующий навстречу ветерок, до слуха донеслись громкие раскаты пушечных выстрелов.

– Недолет, – простонал Чарльз. – Он все еще вне зоны досягаемости.

– Снова недолет!

– Опять недолет…

Каждый раз огонь быстро корректировался, и главный сигнальщик с помощью сигнального фонаря передавал корректировку, которая принималась на капитанском мостике «Ориона».

– О господи! – простонал Чарльз.

– Попадание! – как эхо, отозвался штурман.

Тусклая, желтая вспышка, как сполох молнии в летний день, осветила кормовую палубу «Ориона», и почти сразу ее заволокло огромным клубом желтовато-серого дыма. Сквозь него Чарльз увидел, как задняя труба крейсера покачнулась, как пьяная, откинулась назад и под неестественным углом застыла.

– Он продолжает идти вперед!

«Орион» показался из облака дыма, утаскивая за собой, как погребальную плащаницу, его шлейф, но скорости, похоже, не сбавил, а стволы передних орудий продолжали периодически коротко вспыхивать, продолжая огонь.

– Теперь попал! – воскликнул штурман.

Чарльз быстро повернулся, успел увидеть, как на «Блюхере» взорвался снаряд, и лицо его осветилось широкой улыбкой.

– Давай! Бей его! Бей его! – заорал он.

Чарльз знал, что вооружение на «Блюхере» лучше, но он так же уязвим, как и «Орион». Обшивка его тонка, как яичная скорлупа, и если шестидюймовый снаряд ее пробьет, то урон будет ужасный.

Теперь уже оба крейсера обрушивали друг на друга град снарядов. Дистанция между ними сокращалась так быстро, что совсем скоро ни один снаряд не пролетит мимо цели. Из этой дуэли живым выйдет только один, или оба погибнут.

Чарльз попытался оценить нанесенный «Блюхеру» за последние несколько минут урон. На носовой части его разгорелся пожар. Ее лизали ядовито-желтые языки пламени. Палубные надстройки были разбиты и были похожи на зловещую скульптуру, корабль заволокла завеса дыма, его очертания казались в ней призрачными и неясными, и тем не менее каждые пятнадцать секунд башни орудий крейсера освещались короткими, несущими смерть вспышками.

Чарльз повернулся к «Ориону», чтобы понять, чей урон больше. Он поймал крейсер в бинокль, и в тот же самый момент «Орион» прекратил свое существование.

Снаряд огромной взрывной мощи попал в его паровые котлы, и от взрыва судно переломило пополам. Вверх, на высоту пятисот футов, выбросило огромное белое облако пара, которое полностью поглотило место трагедии. Пар висел над морем секунд тридцать, потом устало стал оседать и откатываться в сторону. А «Орион» пропал из виду. На воде расплылось широкое пятно масла, в котором плавали обломки, обозначившие его могилу. Стремительная атака крейсера закончилась полным его уничтожением.

Радостные крики на капитанском мостике «Бладхаунда» моментально умолкли, и наступило гробовое молчание. Ничто не нарушало его, даже подчеркивалось скорбным шумом ветра в снастях корабля и приглушенным стуком работающих двигателей.

45

Прошло долгих восемь часов, Чарльз Литтл обуздал наконец свою злость, а вместе с ней и ненависть к врагу, и сумел удержать себя на самой грани безумия в борьбе со страстным, всепоглощающим и самоубийственным желанием немедленно атаковать германский крейсер и геройски погибнуть, как погиб «Орион».

Как только «Орион» пошел на дно, «Блюхер» резко снизил скорость и с еще не потушенным пожаром на палубе развернулся и, словно раненый лев, поплелся на юг. Боевой вымпел на мачте почернел от дыма и был изорван шрапнелью в клочки.

Как только он скрылся, «Бладхаунд» сменил курс и медленно двинулся по расцвеченной пятнами машинного масла и усеянной обломками воде. Увы, в живых из команды «Ориона» не осталось никого – все погибли.

«Бладхаунд»