не был предубежден против Англии, но на острове Святой Елены он сказал: «Было бы европейской катастрофой, если бы английская аристократия исчезла, если бы она была передана лондонской толпе».4 Все правительства принадлежат меньшинству или деспоту, а правящее меньшинство — это либо родовая аристократия, либо богатая плутократия. Демократия, разумеется, является последней, поскольку только богатство может финансировать избирательные кампании или оплачивать расходы по убеждению народа голосовать за кандидата денежного меньшинства. Люди, избранные демократическим путем, по рождению и образованию редко способны успешно справляться с проблемами управления, а тем более с международными отношениями. Родовая аристократия — это школа государственного мастерства. Некоторые из ее выпускников могут стать никчемными пустозвонами, но лишь немногие, спасаясь, приобретают в результате долгого общения с проблемами и персоналом правления способность решать важнейшие дела, не подвергая нацию опасности своими неудачами. Более того, правильно функционирующая аристократия вырабатывает у народа привычку к послушанию и уважение к власти, что является благом для общественного порядка и безопасности.

Такие аргументы, тонко сформулированные и неясно прочувствованные, похоже, убедили большинство английской нации. Но они не убедили поднимающуюся буржуазию, которая возмущалась властью помещичьего богатства над министерствами и парламентом; они были гневно отвергнуты восставшими рабочими; и они были подвергнуты резкому сомнению интеллигенцией, потрясенной наблюдением и решившей раскрыть средства, с помощью которых своекорыстная аристократия управляла Англией.

II. ПРАВИТЕЛЬСТВО

1. Законодательное собрание

Конституция Англии — это совокупность не отмененных постановлений парламента и не отмененных решений судов. Согласно прецедентам, вся полнота власти принадлежит короне (королю или королеве) и парламенту, действующим совместно; обычно, начиная с 1688 года, монарх принимал то, что принимал парламент. Ни один письменный документ не ограничивал право парламента принимать любые законы, которые устраивали обе его палаты. Верхняя палата, Палата лордов, состояла из светских и духовных лордов, заседавших по праву рождения и традиции, не требовавших выборов, имевших право отклонить любую меру, принятую Палатой общин, и выступавших в качестве верховного суда при обжаловании судебных решений, при импичменте правительственных чиновников и во всех делах, возбужденных против ее светских членов по обвинению в крупном преступлении. Это был бастион аристократии, ведущей арьергардные действия против наступающей буржуазии.

Палата общин насчитывала 558 членов: по два от Оксфордского и Кембриджского университетов, один от Тринити-колледжа в Дублине, сорок пять от Шотландии; остальные избирались в сорока графствах («shires») и двадцати боро (townships) избирателями, имевшими ограниченные права, слишком разнообразные, чтобы их здесь указывать.5 Из числа избирателей исключались женщины, нищие, римские католики, квакеры, евреи, агностики и вообще все, кто не мог поклясться в верности власти и доктринам Англиканской церкви. В общей сложности в девятимиллионной Англии насчитывалось 245 000 избирателей, имеющих право голоса. Поскольку голосование было публичным, немногие избиратели осмеливались поддержать любого кандидата, кроме выдвиженца главного землевладельца; многие граждане, имевшие право голоса, не удосуживались голосовать, а некоторые выборы решались по договоренности между лидерами, без какого-либо голосования вообще. Число парламентских представителей, предоставляемых каждому округу, было определено традицией и мало учитывало рост или снижение численности населения округа; некоторые округа с небольшим числом избирателей выбирали одного или нескольких депутатов, в то время как Лондон с шестью тысячами избирателей получил только четырех. Новые промышленные центры были представлены в парламенте слабо, если вообще были представлены: Манчестер, Бирмингем и Шеффилд не имели ни одного депутата, а старое графство Корнуолл — сорока двух. Однако следует добавить, что в местных делах многие города и деревни сохраняли значительное самоуправление; так, лондонский город, благодаря ограничению имущественного ценза, сам выбирал свое правительство и сохранял гордую независимость от парламента.

Примерно половина мест в общинах заполнялась в результате этих полупопулярных выборов; другая половина заполнялась путем бесспорного выдвижения местными или отдаленными владельцами; и эти кандидатуры во многих случаях предлагались районами тому, кто больше заплатит. «Бороги, другими словами, места в Палате общин, покупались и продавались так же открыто, как и любая другая статья торговли; и сам король временами был большим покупателем борогов».6

Избранные члены были свободно разделены между двумя партиями — тори и вигами. Эти партии в значительной степени забыли о проблемах, которые когда-то их разделяли; их лидеры в обоих случаях принадлежали к старым аристократическим семьям; но виги были более склонны, чем тори, прислушиваться к будущим и богатым лордам торговли и промышленности, в то время как тори защищали, а виги оспаривали традиционную «прерогативу» королевской власти. Предметом спора были не принципы, а власть: какая партия должна была сформировать правящее министерство, разделить прибыльные должности и контролировать развивающуюся бюрократическую систему с раздельными гонорарами.

Несмотря на аристократическую основу, британское правительство было значительно более демократичным в законотворчестве, чем большинство континентальных государств; если в них (включая Францию после 1804 года) верховная власть принадлежала императору или королю, то в Британии с 1688 года фактическим правителем был не король, а парламент; в двухпалатном парламенте власть принадлежала в основном общинам через их «власть кошелька»: ни одна трата государственных средств не могла быть произведена без их согласия. Теоретически король мог наложить вето на любую меру, принятую парламентом; на самом деле Георг III никогда не доводил свою прерогативу до такой степени. Однако король мог распустить парламент и «отправиться в деревню» на новые выборы; в этом случае кандидаты, которых он поддерживал и финансировал, имели все шансы получить места, поскольку местный король (после двух чужих Георгов) снова стал воплощением нации, главным объектом патриотической преданности и гордости.

2. Судебная власть

Английская судебная система была столь же бессистемной, хаотичной и некомпетентной, как и законодательная. Прежде всего, она должна была управлять сводом законов, который рос почти ежедневно на протяжении сотен лет, долгое время оставался несистематизированным и был настолько жесток в своей традиционной пенологии, что судьям часто приходилось вносить в него поправки или игнорировать его. В законе было много пережитков феодального происхождения и христианских поправок: обвиняемые лорды все еще требовали, чтобы их судили лорды, а «польза духовенства» все еще (до 1827 года) освобождала англиканских священнослужителей от светских судов. Сотни законов (против публичных азартных игр, ночных увеселений, нелицензированных собраний…) оставались в статутах, хотя и редко исполнялись. В этот период были внесены некоторые улучшения: количество преступлений (около двухсот), за которые в 1800 году полагалась