Шрифт:
Закладка:
Дэвид Дейл уже много сделал для образования детей в Нью-Ланарке. Оуэн пошел дальше, основав в одном из своих зданий «Новый институт» (1816) для превращения ангелов и варваров в христиан без теологии. Он просил принимать их «сразу же, почти сразу, как только они смогут ходить»;33 Как и Платон, он опасался, что родители, уже сформировавшиеся или деформированные, передадут своим детям агрессивный и конкурентный дух существующего режима. Он уступал матерям, настаивавшим на том, что дети в раннем возрасте нуждаются в материнской ласке и заботе. Обычно он забирал их в возрасте трех лет и позволял им, если позволяла погода, играть и учиться на свежем воздухе. Девочки, как и мальчики, должны были получить три буквы «Р», а также их обучали домашним искусствам. Мальчиков обучали военным упражнениям, но, как и девочек, их учили петь, танцевать и играть на каком-нибудь инструменте. Все это было подчинено формированию морального облика, с акцентом на вежливость, доброту и сотрудничество. Наказаний не будет.34 В конце каждого учебного дня дети возвращались к родителям. Им не разрешалось работать на фабрике до достижения десятилетнего возраста.
В школе Оуэна, как и на вечерних лекциях для взрослых, не преподавали религию. Как дитя Просвещения, он был убежден, что религия притупляет разум ребенка суевериями; что интеллект — высшая добродетель; что широкое распространение образования — единственное решение социальных проблем; и что прогресс, при условии такой помощи, неизбежен и безграничен.35 На его мельницах и в его школе не было различий по расе или вероисповеданию; «милосердие и доброта не допускают исключений».36 Он верил, что отстаиваемые им методы — это попытка двигаться в направлении этики Христа, и с нетерпением ждал моральной утопии, к которой, как он ожидал, приведут его принципы.
В своем четвертом сочинении (1816), посвященном принцу-регенту, он предложил несколько законодательных мер. Он просил парламент постепенно сократить импорт «спиртных напитков» (алкоголя), повысить налоги на их потребление и, наконец, прекратить лицензирование «джин-шопов» и эль-хаусов, чтобы пьянство стало роскошью богатых дураков. Он рекомендовал распространять и финансировать начальные школы для нравственного совершенствования грядущих поколений. Он ратовал за принятие «фабричного закона», запрещающего наем детей младше десяти лет и ночной труд лиц моложе восемнадцати лет, регулирующего часы и условия труда и обеспечивающего систему регулярной инспекции фабрик. Правительственный Департамент труда должен периодически собирать статистику местных колебаний в предложении и потребности в рабочей силе и использовать эту информацию для борьбы с безработицей.37 Он призвал отменить государственную лотерею как позорную схему, позволяющую «заманивать в ловушку неопытных и грабить невежественных».38
Он был согласен с Мальтусом в том, что Законы о бедных, которые держали безработных и обнищавших людей на уровне, лишь на шаг отступающем от голодной смерти, разлагали получателей помощи и делали их пригодными только для плодородия и преступности. Вместо работных домов, поддерживаемых этой системой, Оуэн предложил (1817), чтобы государство создавало общины, каждая из которых, насчитывающая от пятисот до пятнадцатисот душ, была бы организована на основе самоподдерживающегося разделения труда для производства собственной пищи и одежды и содержания собственной школы.39
Безрезультатно обратившись к парламенту, Оуэн выпустил (1818) обращение «К британским промышленникам».40 в котором описывал успех своей системы в Нью-Ланарке и призывал их отказаться от использования труда детей младше двенадцати лет. Они не могли понять, как это сделать, и возмущались тем, что Оуэн анализировал экономическую депрессию как следствие того, что изобретательская производительность опережает покупательную способность населения. Они отвергли его как атеистического мечтателя, не имеющего реального представления о проблемах, которые приходится решать работодателям, и о человеческих потребностях, которые может удовлетворить только религия.
Наконец Оуэн обратился к самим рабочим и заручился их поддержкой в «Обращении к рабочим классам» (1819). Он порадовал их, восхваляя «ручной труд, правильно направленный», как «источник всех богатств и национального процветания».41 Но он предупредил их, что Англия и ее рабочие классы еще не готовы к социализму; он отказался от намерения предложить британскому правительству дать прямую работу всему рабочему населению.42 Он не одобрял никаких поспешных мер и отвергал революцию как «рассчитанную на то, чтобы породить и вызвать все злые страсти ненависти и мести».43 Однако в своем докладе графству Ланарк (орган землевладельцев) в 1820 году он заявил, что Англии сейчас нужны не постепенные реформы, а коренное преобразование общественного строя.44
Разочаровавшись в Англии, он с надеждой обратился к Соединенным Штатам, где несколько религиозных сект проводили коммунистические эксперименты. В 1814 году группа немецко-американских пиетистов купила тридцать тысяч акров земли вдоль реки Вабаш в юго-западной части территории Индиана и построила там город под названием Хармони. К 1825 году им грозило банкротство. Оуэн спас их и разорился сам, отдав сорок тысяч фунтов за акры и город, который он переименовал в Нью-Хармони. Он пригласил мужчин и женщин доброй воли присоединиться к нему и создать кооперативное сообщество. Он оплатил все расходы, кроме школы, которую финансировал Уильям Маклюр. Тысяча энтузиастов приехала, целый год питалась за счет Оуэна, постепенно примирилась с дисциплинированным трудом и перешла к ссорам о религии и политике. В 1827 году, потеряв большую часть из своих сорока тысяч фунтов,45 Оуэн передал колонию Маклюру и вернулся в Британию.
Он не был закончен. Он возглавил движение за превращение профсоюзов в гильдии, которые могли бы конкурировать с частными предприятиями в производственной сфере. Национальный оперативный союз строителей принимал заказы на строительство. Другие профсоюзы последовали его примеру, и в 1833 году Оуэн организовал их в Большой национальный консолидированный профсоюз, который, как он надеялся, постепенно вытеснит британский капитализм и, наконец, заменит государство. Парламент вмешался, приняв репрессивные законы, которые неукоснительно соблюдались, банки отказывали в кредитах, и в 1834 году Оуэн признал свое поражение.
Его жизнь, столь успешная в промышленности, теперь казалась почти полным крахом. Религиозные разногласия омрачили его брак; его жена была ярой кальвинисткой; когда она узнала, что он агностик, она ежедневно беспокоилась о его неизбежном проклятии. Позже она убедила их
