Башкиры честны, и с ними приятно иметь дело. Они на 97% неграмотны. У киргизов такое же отличие. Они не такие честные. На самом деле они не понимают чести и справедливости. Татары тоже здесь, они честные, умные и трудолюбивые. Все трое поклоняются Аллаху немного по-разному. Мечети и минареты пронзают небо, а Мулах кричит со шпиля на восходе и на закате солнца молитву, начинающуюся «АЛЛАХ ЭЛЬ-АС-БАР». Чрезвычайно живописно и все такое.

Город Оренбург располагался недалеко от слияния рек Урал и Сакмарская. В дореволюционные времена население города составляло где-то от 125 000 до 150 000 человек, но сейчас, с притоком беженцев, оно выросло почти до 200 000. Преобладали русские, за ними следовали татары, евреи и киргизы.

Коулман описал город как «низкий, приземистый и тусклый», а главное, грязный. «Люди живут как крысы. Целых восемь человек в одной комнате». Весна и лето были чрезвычайно жаркими с высокой влажностью.

Флеминг приехал в Оренбург в сентябре 1922 года, когда самый сильный период голода миновал. Он был поражен «пограничным видом города», который с его пыльной главной улицей с полутораэтажными зданиями «сильно напоминает сцены из романов Марка Твена «Суровые будни» и Брета Гарта «Удача Ревущего лагеря».

В городе был один мощеный проспект, Советская улица, запущенность которого сделала более опасной, чем грунтовые дороги. Город был несколько холмистым, хотя Уральские горы, несмотря на их близость, не были видны из города. Коулман писал: «С рассвета до темноты слышны вопли верблюдов, которые тащат за собой грузы». Как и в случае с лошадьми, эти четвероногие, завезенные из Центральной Азии, истощились и в большом количестве вымерли зимой, хотя с наступлением более теплой погоды здоровье выживших улучшилось. «Они по-прежнему излучают изюминку».

В своем письме Фишеру от июля 1922 года Коулман писал о городском базаре, где «продаются и перепродаются товары многовековой давности» и где теперь можно купить свежие овощи. До революции базар был центральной достопримечательностью Оренбурга. Был ли он по-прежнему главным центром активности в Оренбурге?

НЕТ! НЕТ! НЕТ! Нам повезло с двумя чеками. Один для всей Киргизской Республики и один для губернии Оренбург. Первая известна как KIRCHECKA, а вторая — GUBCHEKA. Насколько известно внешнему миру, эти две организации, которые больше не существуют, сейчас заняты больше, чем когда-либо прежде. Они заканчивались, и многие достойные были бы выпущены, если бы АРА не появился на сцене, когда многие владельцы планки увидели, что на сцене появился, казалось бы, великолепный объект. С тех пор они проводят принудительную мобилизацию, сменив название на Политическое управление Оренбургской губернии.

Такие пересекающиеся юрисдикции помогают объяснить присутствие шести представителей правительства в Оренбурге в начале года: в Российской, Башкирской и Киргизской республиках было по одному представителю, а в Оренбургской области — как минимум по одному. Когда Коулман прибыл, он обнаружил, что они действуют в «своего рода ротации», и, несмотря на их количество, было трудно добиться действий от кого-либо из них.

Он обратился в Москву за помощью в выяснении, кто из этих кандидатов действительно был полномочным представителем Эйдука. Лично он благоволил Карлину, который, по его словам, вел себя удовлетворительно и был единственным из всех, кто понимал Рижское соглашение. Фактически Карлин, латышка, была единственным полномочным представителем, присланным из центра, но ее полномочия и, вероятно, ее пол не произвели впечатления на местные власти; дважды она возвращалась в Москву и получала более сильные мандаты от Эйдука, но безрезультатно.

Вопрос был решен с прибытием из Москвы товарища Климова — фактически командира Климова, — у которого был мандат от Эйдука заменить полномочия всех других претендентов и полномочия комиссара поддержать его. Чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно его статуса, он напечатал на своем фирменном бланке: «Полномочный представитель РСФСР при всех иностранных организациях Помощи».

Оренбургские досье проливают мало света на прошлое Климова, за исключением того, что он был генералом Красной Армии и, по словам Коулмана, не мог «написать ничего, кроме своего имени». Из документации АРА можно только разумно предположить, что он мог написать свою фамилию. На самом деле нет ни следа его имени, напечатанного на машинке или написанного от руки. Часто он или его секретарь просто подписывали свои сообщения в АРА инициалом «К». Эйдук, оправдывая свой выбор Климова, сообщал Хаскеллу, что генерал знает французский, что невозможно проверить и, безусловно, вызывает скептицизм. Для изучения английского языка ему определенно нужен был переводчик.

Через некоторое время неграмотность красных чиновников перестала вызывать комментарии у американцев, настолько типичной она оказалась. Но к этому действительно нужно было привыкнуть. Большинство районных руководителей окончили колледж, хотя Коулмана среди них не было. Он родился в 1892 году в Филадельфии и сразу после окончания средней школы пошел работать инженером на Пенсильванскую железную дорогу. В автобиографическом заявлении говорится, что он и еще один человек сконструировали коксовую печь, одну из первых в Соединенных Штатах. Его образование железнодорожника сделало его болезненно чувствительным к разорению российских железных дорог, и инженер в нем не мог не смотреть дальше строгой помощи голодающим на ремонт мостов Оренбурга, начало ирригационных проектов и очистку городской канализационной системы, за которую он взялся, используя свой личный экземпляр руководства Меткалфа и Эдди по американской практике канализации.

Во время войны он служил во флотилии эсминцев ВМС США, базирующейся в Квинстауне. После перемирия и до своего отъезда в Россию с АРА он занимал незначительную должность в американском посольстве в Лондоне. Об этом опыте он написал Фишеру: «Вы знаете о дипломатии России, и это могло бы стать хорошим контрастом».

Это практически все, что оренбургские файлы раскрывают о прошлом Коулмана. Нет никаких личных писем, которые помогли бы пробиться сквозь толстую корку цинизма, заложенную в его более или менее официальных сообщениях, включая его послание Фишеру, где он признает: «Я играл в футбол и бейсбол, но не заслуживаю упоминания».

К этому письму он приложил свою фотографию, сделанную на улице в Оренбурге. Коулман, одинокая фигура, стоит примерно в двадцати футах от нас, слегка согнувшись под тяжестью своей меховой шубы и шапки с загнутыми ушами. Он стоит на почти идеально белоснежном фоне; только полоска скошенной крыши одноэтажного здания, видимая сквозь снежные заносы позади него, указывает на присутствие цивилизации.

Коулман и Климов оказались самым зажигательным поединком между районным надзирателем и представителем правительства из всех участников миссии. Местным оренбургским чиновникам Климов не нравился, и они, возможно, организовали его смещение летом 1922 года, но они не были друзьями АРА. «Что касается советов, то среди них нет ни одного правдивого», — написал Коулман. В конце концов, несмотря на все возражения АРА против Климова, именно отсутствие сотрудничества со стороны местных властей привело к решению московской штаб-квартиры закрыть Оренбургский округ.

Поскольку АРА и советские официальные лица были в