Шрифт:
Закладка:
Но до этого оставалось еще несколько недель. Проблемой Коулмана во время поездки из Самары в Оренбург был не снег. Его поезд не отапливался, и хотя туалет находился всего в четырех футах от него, по его словам, до него было «невозможно» добраться, настолько плотно были набиты пассажиры. Если это было буквально невозможно, то, возможно, это сделало его ужасно неудобным для него, поскольку поездка заняла тридцать шесть часов. Он прибыл «живым от паразитов» в Оренбург 13 декабря, через восемнадцать дней после отъезда из Уральска.
В Оренбурге лежал пятифутовый слой снега, а температура была сорок ниже нуля. В городе было введено военное положение. Повсюду валялись замерзшие трупы. Фредди Лайон лежал на спине, а персонал АРА и припасы были надежно в руках местных властей.
Коулман, по сути, свернул операции и перестроил их с нуля. В письме в Москву он выразил удивление тем, что штаб-квартира возложила на такого неопытного парня, как Лайон, ответственность за оказание помощи тому, что в Центральной Европе составило бы целую страну. Откровенность и непочтительный тон Коулмана были характерны для всей его переписки и не вызвали симпатии к нему руководителей АРА.
Он сообщил Москве, что железнодорожный вокзал Оренбурга забит четырьмя тысячами беженцев и что рядом со станцией стоят четыре поезда, заполненные потенциальными пассажирами, которые никуда не едут. Каждый день двери вагонов открывались и убирали мертвых.
Коулман отслеживал эту ситуацию. 13 января он сообщил в Москву, что еще восемьдесят беженцев «обналичились» накануне и еще тридцать — до полудня того же дня.
Одним из первых его действий было потребовать офисные помещения за пределами советского здания, и ему удалось занять верхний этаж старого здания Сибирского банка; со временем, комната за комнатой, АРА заняла все здание. Он также сделал первое из своих многочисленных предупреждений местным чиновникам, чтобы они отказались от попыток доминировать в АРА.
Среди его самых неотложных задач было рассортировать мандаты различных претендентов на пост представителя правительства. Там был товарищ Мороз. Также был некий Роуден, который, как говорят, был «экс-президентом» местного ЧК и бывший резидент Англии. Там также были Карлин, Иванов, Сераджедз и человек по имени Лондон, который, по-видимому, никогда не жил в Англии. «Мандат» Лондона был самым нежелательным: он уполномочивал его напрямую направлять операции АРА в Оренбурге и контролировать их.
Самым интересным кандидатом была Анна Карлин, которая в совершенстве говорила по-английски, что стало результатом многолетнего проживания в Детройте, где она безуспешно баллотировалась на пост главы управления образования по социалистическому списку и откуда ее недавно депортировали. Она сказала, что у нее осталась дочь.
Вопрос полномочного представителя познакомил Коулмана со структурой национальных и политико-административных образований, составляющих Оренбургский округ АРА. Как правило, территориальные параметры округа формировались в течение нескольких месяцев, когда выездные инспекторы АРА оценивали необходимость и осуществимость оказания помощи в одном, а затем в другом регионе.
Оренбургский округ стал состоять из двух провинций Киргизской республики — Оренбургской и Актюбинской — части третьей, Кустанайской, и пяти кантонов южной окраины Башкирской республики в Уральских горах. Большая часть Башкирской республики находилась под управлением округа АРА-Уфа. На первое августа 1922 года Оренбургский округ составлял 63 320 квадратных миль, что примерно соответствует размеру Северной Дакоты.
Киргизия, как и Татарстан и Башкирия, была административным подразделением Российской республики, еще одним продуктом стратегии Москвы «разделяй и властвуй» в отношениях с мусульманами советской России. Это была одна из пяти мусульманских республик Советской Центральной Азии — Татарстан и Башкирия считались Волго-Уральским регионом.
Население Башкирской и киргизской республик в Гражданской войне во многом перешло на сторону белых, и, как следствие, Москва осуществляла там более жесткий контроль, чем в Татарстане, еще пристальнее следя за местными политическими делами. По крайней мере, так считали американцы, дислоцированные на этих территориях. По их мнению, Москва управляла этим районом «железным прутом». Коулман сформулировал это грубо: «Предполагается, что Киргизская Республика имеет автономию. Это происходит до такой степени, что киргизы численно превосходят в Совете приспешников Москвы, великолепной еврейской толпы джентльменов, которые все носят оружие и терроризируют город. Открыто нет, но их секретные методы, столь хорошо известные, держат всех в полном смятении и страхе».
Отношения между киргизами и башкирами также были сложными, отчасти из-за неудовлетворенности географическими границами двух республик, которые, как пришли к выводу американцы, были разработаны в Москве с учетом этого результата. Коулман сослался на «непрерывную серию банановых войн», которые мешали работе по оказанию помощи. История Оренбургского округа говорит о «большей или меньшей зависти», царящей между башкирами и киргизами, отмеченной обвинениями и встречными обвинениями в том, что им не хватает продовольствия: каждая республика считала, что получает меньше своей справедливой доли.
Ситуация еще больше запуталась из-за отсутствия соответствующих карт. Американцы из Оренбурга обнаружили, что ни на одной из имеющихся карт параметры Киргизской республики не совпадают. Единственный подлинный документ принадлежал президенту республики, и он одолжил его АРА для копирования. В него пришлось внести поправки в течение нескольких месяцев. 1 июля 1922 года Оренбургская губерния была выведена из состава Киргизии и включена в состав Российской республики — часть доработки, приведшей к образованию Союза Советских Социалистических Республик в конце года.
Итак, Оренбургский округ представлял собой смесь киргизов, башкир, татар, русских и евреев. Подавляющее большинство составляли русские, в подавляющем большинстве крестьяне. Что касается высших классов, Коулман писал, что «лучшие улетели или мертвы, за очень немногими исключениями, а тех немногих, кто остался, постепенно затравливают до смерти».
Подобно татарам и башкирам, киргизы являются тюркскими народами мусульман-суннитов. Башкиры были наименее религиозными из трех, их мусульманское духовенство состояло почти исключительно из татар. Во времена Революции их основным средством к существованию было скотоводство. Они были основным источником рекрутов для казаков, что вдохновило Коулмана классифицировать «Баш» как «племя законных преступников, которых царь содержал для случайных заработков здесь и там». Он назвал башкир «хорошими солдатами», которые преуспели в лыжных боях, однако в истории Оренбургского округа они описаны как «беспечные и ленивые».
Киргизы были кочевым народом, к тому же скотоводами. Коулман нашел их «предприимчивыми», но больше ничего хорошего о них сказать не мог. Татар в округе он охарактеризовал как «умеренных, трудолюбивых и способных», что согласуется с впечатлениями мужчин из АРА в Казани и Уфе.
Американцы из Оренбурга считали башкир и татар чрезвычайно чистоплотными, киргизы — наоборот. Коулман оценил все три народа как «низкорослых и коренастых. Носят бороды и бреют головы летом и зимой». В письме Гарольду Фишеру в Нью-Йорк он охарактеризовал все три
