Шрифт:
Закладка:
Когда что-либо в рассказе Бориса удивляло парня, он начинал смешно моргать глазами, давая некую абсолютную личную оценку:
– Ну, вообшэ! – смачно по-бульбашски тянул Леонид, с восхищением глядя на своего собеседника.
Борис был благодарен новому знакомому, который помог скоротать одинокий вечер и развеять тяжёлое настроение. В ту ночь он уснул сразу, лишь добрался до своей кровати, так и не успев оценить в полной мере всей прелести ночных рулад собрата по камере (так на сленге слушателей академии называли тесные комнаты учебного общежития).
* * *
– Липецк, ответьте Ленинграду! Мужчина, Липецк, седьмая кабина!
– Алло, алло! – Борька плотно прижал к уху прохладный графит телефонной трубки.
– Да, слушаю вас! – раздался на другом конце провода незнакомый мужской голос.
– Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, к телефону Олю!
– А кто её спрашивает? – прозвучал такой обычный и такой же глупый в данной ситуации вопрос.
– Это… её знакомый!
Наступила пауза, а вместе с ней какое-то нелепое смятение, вдруг охватившее парня, и, наконец, её голос:
– Я слушаю!
– Здравствуй, это Борис.
– Как хорошо, что ты позвонил!
– Как ты доехала? – задал дежурный вопрос парень, которому так много хотелось сказать этой милой девчонке, но только не по телефону.
– Хорошо, только в вагоне было немного душно.
– Что ты делаешь в следующее воскресенье? – решился Добров.
– Буду дома учиться. А… почему ты спрашиваешь?
– Я хочу тебя увидеть! Мне что-то без тебя не живётся!
Оля молчала.
– Почему ты молчишь?
– Я… мне неудобно говорить.
– Это был твой отец?
– Отчим.
– Понятно. Мы сможем увидеться в воскресенье?
– А как же твоя учёба?!
– Я приеду лишь на один день. Давай встретимся в десять утра у Петровского спуска. Я хочу тебе кое-что показать!
* * *
Несмотря на раннее время, желающих прогуляться по спуску в воскресное утро было достаточно. Молодой человек приехал сюда прямо с вокзала, успев купить в кассе билет на обратную дорогу. Поезд прибывал в Ленинград ранним утром, и времени вполне хватало на то, чтобы, не заезжая в гостиницу, сразу отправиться на занятия. Но риск всё-таки был – поезд мог опоздать.
Борька увидел её ещё издали и невольно залюбовался девушкой. Оля шла к месту их встречи быстрым пружинистым шагом. Светлый плащ на ней не был застёгнут – она торопилась.
Девушка остановилась прямо перед ним, и несколько мгновений они молча глядели друг другу в глаза. А потом, будто бы решившись, Оля шагнула вперёд и крепко прижалась к парню, уткнувшись лицом в его грудь. Так они и стояли, наслаждаясь долгожданной близостью, не замечая никого вокруг.
Борька вдыхал запах её волос и чувствовал тепло девичьего тела. На её шее пульсировала маленькая, едва заметная жилка, и чувство неведомой прежде нежности нахлынуло на молодого человека.
– А что ты хотел мне показать? – наконец спросила она, отстраняясь от парня.
– Пойдём, я покажу тебе мой Липецк!
* * *
Щёлкнул замок, и дверь квартиры на третьем этаже тихо распахнулась, впуская молодых людей вовнутрь.
Пахло пылью и нафталином.
Борька включил свет и на мгновение замер: таким родным повеяло от всего вокруг! Он поглядел на девушку. Оля нерешительно стояла у порога.
– Входи! Давай мне свой плащ!
Сбросив верхнюю одежду в прихожей, молодые люди прошли в гостиную. Оля с любопытством глядела вокруг. Здесь на стенах в рамах под стеклом висели старые фотографии. На всём в нежилой комнате лежал густой слой пыли.
– Тут давно никто не живёт? – спросила девушка.
– Давно, – ответил Борис. – После похорон отца мама сразу уехала к брату в Хабаровск, а я вернулся в Ленинград. А потом сразу уехал на Дальний Восток.
– Ты сюда даже не заехал?
– Знаешь, мне было трудно вернуться туда, где всё напоминало о бате. Здесь мы жили все вместе нашей семьёй…
Оля молча взяла молодого человека за руку.
– Это твой отец? – спросила она, разглядывая фотографию. – Сколько же у него наград!
Со стены на молодых людей, улыбаясь, смотрел Пётр Митрофанович. Фотография была сделана в Берлине сразу после победы.
Борька хорошо помнил молодого вихрастого спецкора армейской газеты, прошагавшего со старенькой «Лейкой» долгих четыре года войны и запечатлевшего отца на ступеньках разрисованного Рейхстага. Слава (так звали корреспондента) погиб от шальной пули уже после победы.
На следующей фотографии, сделанной уже в липецком фотосалоне, была вся их семья. Лица Добровых весело глядели на фотографа, и Борька вспомнил тот день и смешного вертлявого дядьку, который сначала долго и придирчиво рассаживал всех перед треногой с фотоаппаратом, убеждая каждого непременно улыбаться, а потом, торопясь за объектив, фотограф растянулся во весь рост, запутавшись в проводах и заставив всех смеяться уже по-настоящему.
– Какой ты здесь смешной! – улыбнулась Оля, разглядывая фотографию. – А сколько тебе здесь лет?
– Сколько, уже не помню. Знаю точно, что я учился тогда в третьем классе и снимались мы на память перед самым отъездом Женьки в Хабаровск.
– Неужели это ты!? – девушка с удивлением остановилась у пожелтевшей фотографии, с которой на неё смотрели двое: уже знакомый ей по предыдущим снимкам полковник в военной форме и худенький белоголовый мальчик также в военной форме и с медалью на груди. Оба стояли на фоне полуразрушенной кирпичной стены.
– Да, это мы с батей в Силезии в сорок пятом.
– А какая у тебя медаль?
– «За отвагу».
– Ты совершил подвиг?
– Нет. Просто госпиталь попал под артобстрел, и я помогал бате эвакуировать раненых.
– Как страшно! Ты ведь мог погибнуть! – ужаснулась девушка. Её глаза, большие и влажные, с тревогой глядели на парня.
Борька привлёк к себе Олю и бережно обнял.
– Ну вот, теперь ты всё обо мне знаешь: видела всех моих и даже дом и квартиру, где прошло моё детство. Это и есть мой Липецк, который я обещал тебе показать.
Они молча стояли, обнявшись. Оля гладила парня по голове, и глаза её были задумчивы и серьёзны. А затем, привстав на носках и закрыв глаза девушка потянулась к его лицу и её губы приоткрылись навстречу второму в их любви волнующему поцелую.
– Здесь нужно всё убрать! – опьяневшая от ласки Оля едва справилась с собой, чтобы оторваться от молодого человека. – Я хочу, чтобы у квартиры был жилой вид. Пусть твои близкие далеко, но ты ведь здесь! Помоги мне найти ведро и тряпку!
* * *
Возвращаясь в Ленинград и лёжа на верхней полке ночного экспресса, Борька прислушивался к мерному стуку
