глазах события, Андрей Константинович, сидел совершенно понурившись и ни разу не поднял головы. Младшего Игнатова с первого же взгляда насторожило это обстоятельство. Сколько Данил помнил себя, а стало быть, и своего родителя, то он всегда был, как говорится, душой компании. Манеры и само лицо его всегда располагали к приятной беседе; даже людей угрюмых и скрытных Андрей Константинович умел разговорить. В его присутствии обыкновенно царило настроение безусловной непринужденности и умеренной, ненавязчивой веселости, что в гармоничном сочетании с безупречной вежливостью и тактичностью, которыми как будто был пропитан сам воздух вокруг Игнатова, культурным и воспитанным людям доставляло комфорт и возможность быть самими собой вполне. Люди же невежественные и грубые почему-то сами собой общества Андрея Константиновича сторонились. Сегодня же он был сам не свой. Так заметил его сын, его друг и вообще вся его сейчашняя компания, которой, он как будто не рад и которой будто сторонится. До самого последнего момента он всё сидел во главе стола каким-то отшельником, не поднимая головы, и, складывалось такое впечатление, совсем не интересовался как происходящим вокруг и около него, говоря вообще, так и речами Пряникова в частности. Когда же Дмитрий Сергеевич в эпилоге своей сказки совершенно неожиданно обнаружил главного героя зятем некоего таинственного и, судя по всему, влиятельного лица, Андрей Константинович вдруг выказал себя не просто слушателем, а слушателем заинтересованным и глубоко впечатленным. Обратив к другу своему какой-то отчаянный взор, с примесью выражения как будто мольбы о пощаде, он словно пытается образумить оратора и отвратить его от чего-то. Антонина Анатольевна, в это же время, сидя слева от мужа (но не рядом, между супругами угол стола), как будто глотает образовавшийся в горле ком и спешит запить его вином, правой рукой поднимая бокал. Маргарита Олеговна смотрит на «сказочника» длинным удивленным взглядом. Анжелика Владимировна прикрывает свои вишневые пухлые губки, как бы в испуге. Жена Дмитрия Сергеевича, Марина Александровна, своей недоброй улыбкой улыбается еще шире и красивыми черными насмешливыми глазами выражает как бы предвкушение, Нина Матвеевна крестится. Пряников, не обращая внимания на детали, замечает один только фон, явно свидетельствующий об общем впечатлении, произведенном последней его репликой и, как автор, завладевший вниманием публики вполне и явно, чувствует воистину восторг от мнимого успеха.

–Хи-хи-хи, – вырывается у него смешок удовольствия. – А я вам говорил, говорил! А вы, Маргарита Олеговна, – порок. Видели бы вы, какие часы теперь Германн носит!.. Намедни папарацци зафиксировали – любят они в дни собрания Рады на том внимание заострить. N-тысяч американских долларов, Маргарита Олеговна, вдумайтесь в эту цифру. Вам столько за десять лет в школе не заработать. А Германну это – тьфу, он вам при встрече их, захочет, подарит. Германн, счастливую звезду ухватил, повертелся в нужных кругах, кому надо понравился, дочке кого надо приглянулся – вот-те, пожалуйста! А вы говорите, порок!

–Ну что же, – потирает Пряников руки, – выпьем, дамы и господа! – берет бутылку коньяка и наливает себе, Бондаренко, Андрею Константиновичу. – Вот и ты, гляжу, ожил, братик, – обращается к последнему. – Обслужи, будь добр, дам… А, впрочем, я сам, я сам, сиди… Что – винца? Маргарита Олеговна, Анжела, Тонечка, – обновим? Нина Матвеевна, а вы уж все и выпили? Вот молодец какая, посмотрите, пустой бокал, берите пример, дамы… Ну так давайте же соединим кубки, друзья! – подымает перед собой рюмку. Все механически, с растерянными лицами, повинуются его призыву.

–Выпьем же за счастливые повороты в нашей жизни! И давайте будем смотреть проще и относиться снисходительнее к мотивам и побуждениям…

–Дима, скажи, а как же Германн заново женился, если?.. – прерывает Пряникова Анжелика Владимировна и сама прерывается как будто в нерешительности.

–Куда подевалась его жена, Галина? – подхватывает Маргарита Олеговна с заметным раздражением в голосе и во взгляде.

–А, Галюся?.. так она умерла от воспаления легких, – простодушно отвечает Пряников. – Я же вам сообщал, что подбухыкивать она стала. Простудилась, когда спала на полу…

Все так и замерли от последнего сообщения Пряникова; кто непроизвольно проявлял намерение «соединить кубки», словно по команде, поспешили поднятые руки отнять. Маргарита Олеговна, как будто от внезапно возникшей острой боли, неприятно поморщилась. Марина Александровна вдохновенно прикусила нижнюю губу. Бондаренко учащенно заморгал своими глазищами, жена его тоже смотрела на Дмитрия Сергеевича как бы в недоумении. Андрей Константинович залпом перевернул свою рюмку, и проявил было намерение повторить эту процедуру, потянувшись за бутылкой с коньяком, но Антонина Анатольевна предупредила это его движение, плеснув ему в лицо вино из своего бокала. Андрей Константинович принял этот «сюрприз» как вещь целиком закономерную и даже может ожидаемую и как будто вполне допустимую. Нина Матвеевна положила на себя очередной крест. Данил вышел из-за виноградника. Марина Александровна удовлетворенно, будто получив желаемое и насытившись, посмотрела на нерадивого своего мужа. Тот, кажется, только сейчас заметил за собой оплошность, дикую, невообразимую, и, как будто окоченев всем телом, но плавно оттаивая в ногах, все также с протянутой рукой и в ней наполненной коньяком рюмкой, попутно открывая общему обозрению пространство за своей широкой спиной, медленно стал садиться. Пока Дмитрий Сергеевич осторожно и неуверенно опускался на свой стул Антонина Анатольевна, глядя прямо перед собой, имела возможность наблюдать постепенно открывающуюся с головы фигуру ее сына…

Трудно предположить, что творилась в душе бедной женщины во весь этот вечер, и сколько ей всего приходилось вынашивать. Трудно также передать те чувства, что заставили ее плеснуть из бокала вино в лицо мужа. И уж совсем нельзя выразить того отчаяния, что вдруг охватило все субтильное ее существо, когда в период колоссального нервного напряжения и внутренней борьбы ей пришлось взглянуть во встревоженное и непритворно участливое лицо ее обожаемого первенца. В этот момент она сдалась откровенно и полностью. Болезненные почти беззвучные стенания вырвались из ее груди и, уронив побледневшее лицо на сложенные ладони, она затряслась всем телом.

Стечение всех вышеизложенных обстоятельств во дворе у Игнатовых произвело небывалый переполох.

Замельтешило все.

Данилу на минуту показалось, что он вдруг очутился посреди какого-то аттракциона, что все, что происходит вокруг, нарочно вызвано вскружить ему голову. Вот, сердобольная Анжелика Владимировна, вся раскрасневшаяся, в каком-то суетливом восторге мечется вокруг да около беззвучно страждущей Антонины Анатольевны, с предложениями: то воды, то успокоиться; энергически отсылает кого-то, мужа своего, за нашатырем, сама, вконец расчувствовавшись, не выдерживает и пускается навзрыд. Вот, супружеская пара Воробьевых, о которых за отсутствием их живого влияния на ход слагающейся истории до сей поры ничего не было сказано, – как открытые оппозиционеры всякой скандальной эпопеи, так и остаются