Шрифт:
Закладка:
–И что же Щепочкины, как дела их?
Тут-то моя сердобольная так даже с дивана спрыгнула, ручки сложила, заслонила собой телевизор и давай мне о Щепочкиных повествовать…
Я вас диалектом женушки своей ненаглядной… бывшей женушки, – склоняясь над Мариной Александровной, с нарочитой сокрушенностью во взгляде спешит поправиться Пряников, – утомлять боле не намерен. Хватит с нее. Расскажу своим языком. Расскажу, как сам тогда воспринял и в двух словах только. Расскажу, что семью Щепочкиных дражайшая моя на сей раз застает в самом бедственном положении. У Галюськи, как передается мне, из драгоценностей в распоряжении: «ни грамма, ни каратика». Из вещиц: опять какой-то балахон, что на ней висит, точно она член масонской ложи, не иначе; люстры сняты, ванна неизвестными людьми вынесена, мебель разобрана и вслед за ванной пожалована. Спит Галюська, в буквальном смысле, на полу и уже подбухыкивает, – так жалуется мне сердобольная моя, сущим ягненочком предо мной представляясь; есть у нее, у Галюськи то есть, почти нечего, мужа ее, моего знакомого Германна, оповещается мне с трагизмом, словно черти унесли! Завершается тем, что подхалимка моя мне на колени аккуратненько опускается, мурлычет на ушко, чтобы дал я ей денежек на обогрев и прокормление ближайшей ее подружки, в которой, альтруистка новоиспеченная мне утверждает, совершенно искренне не чает она души, и которой, опять же говоря собственными ее словами, в случае таковой надобности готова она пожертвовать даже собственным благополучием.
–Чем вам не «катастрофическое»? – лукаво прищуриваясь, обращается к Маргарите Олеговне Пряников. – Удел игрока: из грязи в князи, из князей назад в пастухи!
За Маргариту Олеговну, вновь показывая себя прилежной и увлеченной слушательницей, спешит возразить Анжелика Владимировна.
–Стало быть, поторопился ты, Димочка, Германна в бытность вашего с ним товарищества произвести в иллюзионисты?
–Где-то, видно, в психологии больше него знались. А может шулера, – отвечает Дмитрий Сергеевич. – Впрочем, знаешь, Анжела, игра – это те же качели: сегодня вверх, завтра вниз. Он и опять потом выигрывал и возобновлял свои «хоромы», и опять спускал все.
–Что же на этом закончил ты свою сказку? – разочарованно интересуется Анжелика Владимировна.
–Нет, что ты! – самодовольно улыбается Пряников. – Закончу тем, что Щепочкин Вадим Эдуардович, бывший налоговый инспекторишка, теперь, спустя восемь лет от переданных мною событий, в депутатском ложе заседает… разумеется, под другим, своим настоящим именем.
–Как!.. – удивленно восклицает госпожа Бондаренко. Остальные присутствующие за столом, кроме Андрея Константиновича, тоже смотрят на Дмитрия Сергеевича вопросительно.
–Как ему это удалось, вы хотели спросить? – помогает Пряников, по всем признакам вполне упоенный эффектом, произошедшим от кульминационной его новости.
–Выиграл миллион на депутатское кресло? – проявляя живейший интерес, выкрикивает муж Анжелики Владимировны. Пряников аж взвизгивает от удовольствия; «вот тут бы с ним эту штуку и провернуть», – думает он, однако, уклоняясь соблазна, удерживается-таки показать язык.
–Нет, мой друг, в предположении вашем вы оказались неудачливы, – снисходительным тоном отвечает он Бондаренко. – И, право, в ваши лета рассуждать столь легкомысленно… – обрывает он и с торжествующим видом, неспешно обводит глазами всю публику.
–Время эпилогу дамы и господа! – объявляет рассказчик.
****
–Вы думаете, я΄ не удивлен был, – «промыв горло» компотом со стакана, возобновляет свой рассказ Пряников, – три года тому назад, узнав, тогда еще в кандидате в депутаты Верховной Рады, своего давнего знакомца Щепочкина Вадима? Но сомнений возникнуть не могло, Германн баллотировался: плакаты и стенды с его физиономией, то там, то сям, я стал замечать все чаще по всему округу. «Что за притча такая?» – изводился я умопомрачающим этим обстоятельством. Мне, конечно, нестерпимо захотелось повидаться с баллотировавшимся. Тут как раз оказия: выпало кандидату Щепочкину в виду предвыборной агитации с трибуны речь держать в том городе, где я тогда имел место жительства. В тот знаменательный день я занял место на площади в первом ряду. И что же? Соловей! Дамы и господа, как пел! Точно ручеек журчит: слово к слову, буквачка к буквачке – складно так!.. Друзья мои, я Германном тогда заслушался. И даже, знаете, загордился. Вот, думаю, сейчас кончит, подойду к нему, как к знакомому, руку пожму, скажу: «Молодец, Вадим, удивил, радуюсь!» Благородные, понимаете, такие порывы были. К тому и элемент честолюбия, признаюсь, проскользнул. Думаю, вот, народу сколько, его речами упивается, а я ему сейчас по-приятельски да перед публикой: «Дай, скажу, руку, брат». В общем, фантазировал.
Дождался я. Закончил свою речь Щепочкин, прямо скажу, феерически. Народ так и хлынул к кандидату, только он сошел с трибуны; короче говоря, желающих пожать «соловью» руку и помимо меня было пруд пруди. Ну, я на правах закадычного товарища, габаритами подналег, кое-кого потеснил, к Германну продвинулся. Тут, старушенция какая-то перед ним на судьбу жалуется. Я ей: «Погоди мать, будет тебе… Вадим Эдуардович, милый, кричу, сколько лет, сколько зим!» Германн механически так мне: «спасибо, спасибо» и календарь на будущий год с изображением своим, как и другим, протягивает; «голосуйте, говорит, сделаем жизнь лучше». ― «Вадим Эдуардович, аль не узнали? ― «Спасибо, спасибо», – он мне. ―«Да как же!..» – только заикнулся я. ― «Пшел прочь!» – бабка мне, которую подвинул пред тем, да как пнет костылем. Вот тебе и потешил честолюбие: Германн уже далеко в толпе, а я в стороне, с отбитой ступней стою не солоно хлебавши.
Вышел из людского скопления, стал на бордюру, «эхма», – думаю. Гляжу, Олег Егорович приближается ко мне, банкир, один из завсегдатаев когда-тошних клуба игорного нашего. Помните, в подвале?
–Дмитрий Сергеевич!
–Егорыч, Олег! Какими судьбами!
–Да вот на Германна приехал взглянуть!
–И вы?
–И я.
Обнялись мы с ним, как старинные приятели, сошлись в желании пройти в буфет. Там рюмка, другая, как положено. На счет Германна интересуюсь я первым долгом, может сотрапезник мой мне прояснит: что сей сон может значить?
–Того человека помнишь? – вопросом на вопрос мне Егорыч отвечает. Еще бы не помнить! И вы помните, любезные друзья мои, – обращается к своим слушателям Пряников. – Я вам рассказывал: человек с бархатным голосом, кого Германн обыграл тогда в подвале.
–Конечно, помню и знаю, он и сейчас у всех на слуху. Что за вопрос? – отвечаю я банкиру. Олег Егорович, как тогда вижу, выжидает паузу, томительную…
–Так вот, Германн зять его, – говорит…
Переполох
С того момента, как в родительский двор вошел Данил и сколько развивались на его
