Кто это? Может быть, пигмеи, проникшие в Бенин из далеких лесов? Но как они вошли во дворец? Или это дети? Раздумывать было некогда. Те двое могли ускользнуть. Да они и ускользнули бы от нерадивой стражи, если бы он, второй сын обба, не обнаружил их. Скуку как рукой сняло. Предстояла занятная, а может быть, и опасная охота! Одним прыжком Асоро вскочил на галерею.

* * *

— Вот здесь! — Жороми нащупал край циновки, закрывавшей вход в заветную комнату. От волнения его руки стали непослушными. Плотная циновка словно не желала впускать незваных гостей. Наконец Жороми отогнул ее край — и дети вошли в комнату.

— Стой на месте, — шепотом сказал Жороми. — Я сделаю огонь, — Жороми отвязал от пояса светильник и, ударяя друг о друга маленькие камушки, быстро высек искру. Загоревшийся фитилек разогнал темноту, и дети увидели то, ради чего они затеяли опасный поход.

Испытывая чувство радости и страха, Жороми и Эмотан приблизились к возвышению, покрытому белой тканью. На нем стояли большие бронзовые головы — ухув-элао предков обба. Их было много.

— Один, два, три, — растерянно начала считать Эмотан.

— Молчи, — перебил ее мальчик, — молчи, смотри и запоминай, — Жороми вплотную подошел к алтарю. Его рука, держащая светильник, медленно передвигалась от одной головы к другой. И, оживая от теплого света, бронза заиграла легкими призрачными бликами. Недвижные торжественные лица уставились на детей большими выпуклыми глазами, ноздри широких приплюснутых носов словно вобрали воздух, красивые полные губы, казалось, готовы были заговорить.

Эмотан сделалось страшно. Она ближе придвинулась к своему другу. Но Жороми забыл об ее присутствии. Он забыл обо всем на свете. Существовали только прекрасные бронзовые головы, от них не отрывались его глаза. Мальчик смотрел на суровые лица воинов, с рубцами над дугами бровей; их шеи и подбородки до самого рта были закрыты нитями бронзовых бус; их головы поверх красивых плетеных шапочек венчали огромные слоновые бивни, по которым церемонно шествовали фигурки людей и животных.

В ухув-элао живут всемогущие духи, и горе тому, кто прогневает их! Но Жороми забыл и об этом. Протянув руку, он коснулся гладкой блестящей поверхности бронзы и услышал гневный крик:

— Кто вы, и что вам здесь нужно?

Жороми и Эмотан мгновенно обернулись. Посреди комнаты, держа наизготовку кинжал, словно бы давая понять, что так просто незваных гостей он не выпустит, стоял высокий мальчик. Жороми узнал его. Это был второй сын обба. Тогда, в большол зале дворца, он очень понравился Жороми, но сейчас это1 мальчик был врагом.

— Что же вы молчите, вороватые обезьяны? — наслаждаясь их замешательством, спросил Асоро.

Жороми вздрогнул от ужасного оскорбления:

— Не смей так говорить. Мы ничего не украли в этом дворце и вообще ничего никогда не украли.

— Зачем же вы здесь?

— Я тебе отвечу, зачем мы пришли сюда, сын Эвуаре.

Узнав, кто стоит перед ними, Эмотан тихонько ойкнула от восторга. Еще бы, кто из ее подружек так близко видел самого сына обба! Однако радость быстро сменилась страхом: ведь сейчас этот грозный мальчик прикажет их убить, и уже никому она не сможет рассказать о том, что было во дворце.

Но Жороми не боялся.

— Сын великого обба, — слышала Эмотан его слова, — я низко кланяюсь, приветствуя тебя. В этой комнате живут духи твоих предков, поэтому ты раз гневался, увидев, что мы нарушили их покой. Твой гнев мне понятен, но пойми и ты меня. Я сын мастера, делающего бронзовые изваяния. Меня зовут Жороми, сын Усамы. Я сам буду мастером, когда узнаю все тайны металла, а я уже знаю некоторые из них.

Имя знаменитого литейщика Усамы было известно во дворце, и Асоро кивнул, с интересом прислушиваясь к словам мальчика.

— Что ты знаешь об этих головах? — горячо продолжал Жороми. — Только то, что в них живут духи твоих дедов и прадедов. Но в бронзе живут и другие духи — духи мастеров. Это они создали изображения твоих предков. Не только огонь, но и их горячие сердца расплавили бронзу, а их прекрасные руки заставили жидкий металл принять форму ухув-элао. Я не могу рассказать тебе, как это делается, потому что бронза любит тайну и ни один литейщик не выдаст ее другим людям, даже самому сыну обба. А я литейщик. Может быть, когда ты станешь обба, я, мастер Жороми, сын Усамы, отолью в бронзе твое изображение, — Жороми, смутившись горячности собственных слов, опустил голову и почти шепотом добавил: — Мы пришли сюда, чтобы увидеть головы, сделанные Игве-Ига, великим Первым Мастером.

Сын обба усмехнулся и без всякой враждебности обратился к Эмотан:

— Ну, а что умеешь ты? Может быть, девчонки тоже льют бронзу?

— Нет, — робко ответила Эмотан, — я умею только танцевать, — и, услышав, что сын обба весело рассмеялся, сказала: — Но все говорят, что я танцую хорошо.

— Наверное, вы неплохие люди, — перестав смеяться, задумчиво произнес сын Эвуаре, — во всяком случае — смелые. Я рад встрече с вами, потому что мне сегодня скучно, а вы меня развеселили. За это я сам покажу вам ухув-элао, сделанные Первым Мастером, — Асоро взял светильник из рук Жороми и поднес его к двум рядом стоящим головам. — Смотрите, — сказал Асоро, — вот работа Первого Мастера, и никто не сделал ничего лучшего. Это ухув-элао, в котором живет дух деда моего деда. Его звали Огуоло. А это ухув-элао его матери.

Темное лицо Огуолы было сурово и сумрачно — настоящий воин и грозный правитель. Ухув-элао матери, отлитое из светлой, почти желтой бронзы, казалось теплым, черты лица были тонкими и нежными. Большие миндалевидные глаза смотрели вдаль серьезно, задумчиво и внимательно. Уголки губ чуть-чуть приподнялись кверху, отчего казалось, что милая улыбка готова озарить прекрасное лицо. Перевитые бусами косички спускались из-под плетеной, украшенной розетками шапочки и падали на высокое ажурное ожерелье, обхватившее стройную шею.

Нет, ничего прекраснее не видел Жороми за всю свою жизнь. Он готов был навсегда остаться у этого алтаря, чтобы смотреть на чудное молодое лицо женщины, которая давно мертва, но красота которой нашла вечную жизнь в бронзовом ухув-элао.

Долгая тишина наступила в комнате. Наконец сын обба, испытующе поглядев на Жороми, небрежно процедил сквозь зубы злые слова:

— Уже, конечно, погасли звезды и ночь ушла. Вас, конечно, поймает стража, выведет на площадь и убьет.

— Нет, —