Ваня, еще не веря своим глазам, молча глядел на епископа. Как же он изменился за эти годы!.. Сколько седых нитей сверкает в бороде и усах. И глаза за стеклами очков будто поблекли, потускнели. И когда смеется – видно, что спереди не хватает зубов…

– А у нас-то что творилось эти годы, – чуть дрожащим голосом рассказывала Елизавета Иларионовна. – Почти все в обновленчество перешли. Когда владыка Николай вышел из тюрьмы, то попытался объединить тихоновские приходы. Так его посадили через месяц, с тех пор мы его и не видели… Отца Всеволода Ковригина посадили, отцов Аркадия Оболенского, Иоанна Дубакина, Павла Святицкого, Всеволода Сахарова… Год назад монастыри позакрывали. В Введенском городок железнодорожных рабочих устроили, иконы и кресты повыбрасывали… А уж когда услышали, что обновленцы свой «собор» в Москве провели, где «извергли из сана» Патриарха и упразднили Патриаршество… – Руки матери задрожали. – Да что ж это такое-то, Господи?.. Как с этим смириться?..

– Наслышан, наслышан, – кивнул владыка. – Но… было ведь и хорошее, правда?

– Конечно! – воодушевленно ответил Саша. – В феврале прошлого года обновленческий епископ Леонид уехал – и больше не появлялся. А в мае, когда обновленцы начали в Никольском службу, так люди просто кричать стали: «Долой, идите служить у коммунистов!» Те растерялись, милицию вызвали, а что ты сделаешь?.. Так и не дали им служить.

Епископ с улыбкой взглянул на молчавшего Ваню.

– Ну а ты, Ванечка, что ж не рассказываешь, какие у тебя были радости?..

Именинник поднял глаза от тарелки, улыбнулся.

– Для меня самой большой радостью было, когда Патриарх вышел на свободу из-под ареста. А потом… когда я увидел его.

…Ваня до сих пор помнил в подробностях тот летний день 1923 года, когда знакомый, церковный староста одного из тихоновских храмов Пётр Семёнович Антошин, предложил ему вместе поехать в Москву. Казалось бы, сколько езды от Орла до Москвы, но в столице к тому времени Ваня не бывал еще ни разу – только видел ее на цветных почтовых карточках, которые собирал. И какой же непередаваемой, ликующей мощью сразу вошел в сердце этот ни с чем не сравнимый город!.. Сразу же с поезда, с Курско-Нижегородского вокзала, – к Иверской. Потом в Новодевичий монастырь… Храм Христа Спасителя видели издали и заходить в него не стали, – он был обновленческим, именно там совсем недавно, в апреле, обновленцы провели свой шабаш, который пышно назвали «Вторым Поместным Собором».

О «популярности» храма среди москвичей того времени говорил простой факт – на Рождественской службе там присутствовали всего триста человек, тогда как в «тихоновских» храмах собиралось от пяти до десяти тысяч.

А потом, уже много всего повидав, всласть натолкавшись в московских трамваях (тут они были не чета орловским – двойные и даже тройные сцепки!), они приехали в Донской монастырь – резиденцию недавно вышедшего из-под ареста Патриарха Тихона. Жил он в небольшом двухэтажном домике рядом с надвратным храмом Тихвинской иконы Божией Матери. Как оказалось, попасть к Патриарху можно было относительно просто. Многочисленные паломники ждали своей очереди, и их пропускали в келию Святейшего. Правда, орловчанам тут же объяснили, что прождать так можно несколько дней. Но им повезло – келейник Яков Анисимович Полозов, узнав о цели прихода, пригласил их к Патриарху через полтора часа.

– У вас пять минут, не более, – строго добавил Полозов.

Просторная комната, куда провели паломников, напоминала старинные хоромы. В левом углу высился массивный кипарисовый киот с образом Божией Матери и большой серебряной лампадой, подвешенной на цепочках к потолку. К киоту вела зеленая ковровая дорожка, на которой стоял аналой с раскрытым Евангелием. В правом углу размещался книжный шкаф. На стене висела зеленая мантия, там же, в углу, стоял жезл, а на маленьком столике лежал белый Патриарший куколь.

Патриарх встретил гостей стоя. Воочию Святейший показался Ване еще более утомленным и грустным, чем на газетной фотографии. После благословений Пётр Семёнович начал путано и взволнованно излагать положение «тихоновских» общин на Орловщине. Так и прошли те драгоценные пять минут, из которых Ваня надеялся хотя бы минутку улучить для себя. Чтобы спросить у Патриарха самоесамое… что именно, он и сам бы не смог ответить себе, наверное. А так – просто стоял и смотрел, впитывая каждое движение, каждый вздох…

В келию заглянул Полозов. Настало время прощания.

– Приходите завтра на службу, – как-то очень просто, по-домашнему произнес Патриарх, благословляя паломников, и улыбнулся.

Назавтра был канун Успения Пресвятой Богородицы. Орловчанам удалось пробиться сквозь плотную толпу богомольцев внутрь Успенского собора Донского. И каким же восторгом сжалось и даже замерло на мгновение сердце, когда совсем недалеко от себя Ваня снова увидел Патриарха. Но теперь, в отличие от вчерашней встречи, на нем было праздничное облачение, а глаза, глядевшие на паству, сияли грозным, величественным светом. Это был Патриарх, по-прежнему возглавлявший свою Церковь, несмотря ни на какие гонения.

Во время службы произошло необычное событие – на амвон вышел митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский) и принес публичное покаяние. Ваня знал, что год назад Сергий, как и некоторые другие иерархи, ушел в обновленчество. Но сейчас он каялся и просил принять его обратно. Ваня отчетливо видел слезы, катившиеся по щекам 56-летнего владыки, и в эту минуту ему было мучительно жаль его. Весь собор затаил дыхание, когда Патриарх ласково потрепал Сергия за бороду и, с укоризненной шутливостью сказав: «И ты, старый, от меня откололся?» – тут же по-братски облобызался с митрополитом и возложил на него архиерейский крест и панагию. Раскаяние, смирение и прощение наяву прошли перед Ваней Крестьянкиным в этот день в переполненном Успенском соборе…

Подтвердил его мысли и Пётр Семёнович, задумчиво произнеся:

– Помнишь, как в Книге пророка Даниила сказано? «Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении»…

А когда он, отстояв положенную очередь, подошел под благословение Патриарха, то ему показалось, что теплая ладонь Святейшего задержалась на его голове на какую-то секунду дольше положенного. И уже в поезде, уносившем его назад в Орёл, он стремился не расплескать, сохранить царившую внутри тихую радость…

– …Аминь, аминь, – задумчиво отозвался владыка Серафим, выслушав рассказ. – Теперь, после освобождения Патриарха, есть надежда, что кратковременный обморок обновленчества закончится. И те, кто отпал от Церкви, принесут покаяние по примеру владыки Сергия. Ну а нам – нам остается не терять бодрости духа и подвизаться во славу Божию. А если будет трудно – вспоминать, через какие муки проходили древние святые. Нам в сравнении с ними сейчас более чем легко.

…На Воскресенскую уже спустились