(Здесь и далее поэтический перевод автора).

Жалобная, надрывная песня девушки заставила птиц примолкнуть, даже облака на небе, казалось, остановились, не уплывали. И у тех на заставе, кто поначалу отнесся к Мэн Цзян-нюй с насмешкой, затуманились от слез глаза. Начальник заставы тут же приказал:

— Немедленно пропустите эту женщину через границу, пусть идет своей дорогой.

И вот, наконец, испытав множество лишений и трудностей в пути, Мэн Цзян-нюй подошла к тому месту, где возводили Великую стену. Взобравшись на высоченный холм, она увидела перед собой три широкие дороги, и она призадумалась: какая же из них может привести ее к мужу? Сердце горело от нетерпения.

Неожиданно в этом тихом месте появились две вороны, которые начали летать перед ней, непрерывно громко каркая. Мэн Цзян удивилась и загадала: куда полетят птицы, туда и я пойду.

И птицы как будто поняли ее мысли. Продолжая каркать, они полетели вперед, а Мэн последовала за ними. Причем, время от времени вороны останавливались: пролетев какой-то отрезок, садились на землю, как бы давая возможность девушке догнать их. Так они преодолели около нескольких десятков ли.

Глядь, а уже вечереет, темнеет. Из ближайшего леса вылетела целая стая ворон и плотно окружила ее "проводников". Мэн испугалась, что те не выберутся из кольца, стая как будто специально пыталась отнять их от нее. Но все обошлось: после недолгой борьбы две первые вороны все же вырвались и полетели дальше, указывая девушке дорогу. Они долетели до маленького селения и скрылись.

Было уже совсем темно, когда молодая женщина постучала в дверь лачуги в восточной части деревеньки, чтобы попроситься на ночлег. Навстречу вышел старик с длинной белой бородой и сказал, что все его зовут Сай-вэном, то есть стариком, живущим у заставы. Как только старик увидел, что девушка молода, он сразу понял: она прибыла в такую даль, чтобы проведать мужа. Потому что ему уже доводилось принимать на ночлег немало подобных бедолажек. Сай-вэн пригласил ее в дом и рассказал, что с тех пор, как здесь, на севере, начали возводить Великую стену, погибло огромное количество крестьян — невозможно и сосчитать: и от болезней, и от тяжелой работы. Причем, все трупы замуровывают в стену.

Услышав об этом, Мэн Цзян-нюй еще больше заволновалась: жив ли ее муж?

На следующий день, едва рассвело, она распрощалась со стариком и направилась к подножию строящейся стены. Та часть, которая была уже возведена, выглядела грандиозно и величественно. Она напоминала огромного серого дракона, ползущего, извиваясь, по горам, по самым их вершинам. Крестьяне же, которые создали эту красоту, едва прикрывали свое тело отрепьями. Сквозь лохмотья было видно, какие они все худые — кости торчали, как сухой хвост.

Под бдительным оком надсмотрщика, не выпускавшего из рук кожаного хлыста, они переносили огромные кирпичи, ворочали камни. Стоило кому-то слегка замедлить темп работы, как плетка безжалостно опускалась на его спину. Увидев эту картину, Мэн почувствовала, что не в силах на это смотреть, что близка к обмороку.

Однако это было вовсе не то место, где ей могли посочувствовать; напротив, это она пришла, чтобы оказать помощь, и, собравшись с духом, Мэн Цзян-нюй начала повсюду расспрашивать, искать мужа, но нигде не обнаружила даже его тени. Придя в полное отчаяние, Мэн отправилась к местному начальнику. Чиновник ответил:

— Фань Си-лян — беглый преступник из города Сучжоу. Как же мне не знать его? Знаю, знаю После того как его схватили и привели сюда, должны были немедленно умертвить, а трупом заполнить пустоту в стене. И только благодаря тому, что количество естественно умерших уже перевалило за десять тысяч человек, и стена уже была переполнена ими, нужда в трупе вашего мужа временно отпала. Вот мы и вынуждены были позволить ему работать на строительстве. Но он у вас оказался на редкость слабым, пища у него плохо переваривалась… А несколько месяцев тому назад он, к тому же, заразился какой-то тяжелой болезнью и умер. Так что его все-таки замуровали.

После этих слов Мэн почувствовала, что небо поменялось местом с землей; или — наоборот. Перед глазами все почернело, и она рухнула на землю в глубоком обмороке. Несколько сердобольных рабочих перенесли ее под навес, где она пролежала в забытьи довольно долго. Когда же постепенно пришла в себя, очнувшись, начала надрывно рыдать. И у всех, кто ее слышал, тоже катились слезы. Они как будто оплакивали всех погибших на этом проклятом севере.

Долго не могла успокоиться Мэн. Стоило ей подумать, что она уже больше никогда не увидит любимого, как опять брызгали слезы — странно, что она их еще не все выплакала. Приподнявшись и опершись спиной о столб, она задумалась: преодолев столько тысяч ли в поисках мужа, она не может просто так отправиться в обратный путь. Раз уж ей не суждено встретиться с живым мужем, надо разыскать хотя бы его тело, чтобы похоронить на родине, в родной земле, в теплых краях. Тем самым она исполнит свой последний супружеский долг перед ним.

Приняв такое решение, она принялась повсюду расспрашивать, где лежат косточки ее мужа. Здесь, на севере, зима была особенно лютой, о такой она, живя на родине, и не знала: дул ледяной, пробирающий до костей ветер, все пространство над землей было заполнено летящими снежинками. Мэн и сама была одета не намного лучше рабочих и очень боялась захворать: ведь она еще не выполнила свой план.

Однако прошло много дней, а ей не удавалось отыскать ни одной ниточки, которая могла бы привести к желаемому. Многие советовали ей бросить поиски и возвращаться: день ото дня становилось все холоднее. Но самое главное — отыскать тело одного человека в такой длиннющей стене было делом, практически, невозможным. Проще, как говорят в народе, выловить иголку в океане. А раз дело — бесполезное, то не лучше ли, мол, побыстрее покинуть эти места?

Но Мэн рассуждала иначе. Ей казалось, что если она не похоронит мужа в соответствии с обычаями, то будет всю жизнь мучиться и испытывать чувство вины,