— Знаешь, — проговорила я, — наверно будет лучше, если я останусь.

Он победно улыбнулся и, обняв меня за плечи, прижал к себе. А я, наконец-то, вспомнила, что такое Седьмое Небо.

ХVII

Те три дня на Изумрудной пронеслись, как волшебный сон. Теперь уже я гуляла в лёгкой короткой тунике, украсив волосы цветами, по извилистым дорожкам тропических садов, держа под руку потрясающего мужчину, на которого оборачивались проходившие мимо женщины. Теперь уже я сияла от гордости и счастья, ловя восхищенные взгляды молодых красавцев в офицерской форме. Теперь это всё было со мной, с нами. Мы целыми днями бродили по бесконечным пляжам и душистым рощам, целовались в тени раскидистых вековых деревьев и причудливых беседок, сидели в маленьких кафе на уступах скал и на берегу океана. По ночам, когда сказочные зелёные луны выплывали на беззвездный чёрный небосвод и на полянах в кругу красноствольных эвкалиптов загорались оранжевые огни костров, мы кружились в бешеном ритме танца, и я никак не могла понять, отчего же так кружится голова, от лавандового вина, от возбуждающего гула барабанов или от глаз и губ Лонго. Потом мы в обнимку уходили на пустынные тёплые пляжи или вглубь спящих джунглей, где можно было прилечь на мягкую траву, и слушать, как звенят водопады. Рано утром мы просыпались и прозрачно-зелёные небеса распахивали пе­ред нами двери нового дня, горячего, как лучи утреннего солнца по имени Джеф, и нежного, как лепестки голубых лотосов на чёрной глади чистых озёр.

Это было чудное время. Даже небольшие инциденты, скорее, веселили, чем причиняли неприятности. На второй день Лонго ни с того ни с сего вдруг приревновал меня к какому-то сержанту с Алкора и едва не спустил его в небольшой водопад. Лишь мои слёзные мольбы и заверения в вечной любви и верности предотвратили такой исход. Но он не успокоился, пока сержант не познакомил нас со своей белокурой невестой. Потом мы сидели вчетвером на террасе ресторана и смотрели на чаек. Вскоре алкорцы куда-то исчезли, и мы снова остались вдвоём, как мне казалось, на всей планете.

Третий день подходил к концу. Рыжие огни костров полыхали за моей спиной. Грохот барабанов нёсся вдогонку. В крови бродил хмель, и я ушла к берегу океана, по которому пробегали три изумрудных дорожки блесток, рассыпанных лунами. Песок был тёплый и мягкий, как бархат. Я бросилась на него и замерла, раскинув руки и прижавшись щекой к шелковистому песку. Сзади послышались лёгкие быстрые шаги. Я поспешно перевернулась на спину. Лонго подошёл и сел рядом.

— Почему ты сбежала? — спросил он.

— Потому что я устала, — ответила я, глядя в небо.

— Жаль, а ночь только началась.

— Я устала не от ночи, а от людей, — рассмеялась я. — Мне хоте­лось побыть с тобой, Лонго.

Он улыбнулся и нагнулся к самому моему лицу. Я смотрела в его жаркие глаза и гладила густые жёсткие волосы.

— Лонго… Твоё имя как музыка… — шептала я. — Почему ты сразу не сказал, что тебя зовут Лонго?

— Что бы изменилось?

— Не знаю. Когда я произношу твое имя, моя душа заходится от нежности. Я безумно люблю тебя. Наверно, даже слишком… Мне давно ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

— Мне тоже, — проговорил он. — Знаешь, время от времени я прилетаю сюда, чтоб влюбиться до беспамятства, окунуться с головой в водо­ворот страсти и через три дня умчаться на мой серый неуютный Клондайк, увозя в сердце тепло любви и горечь прощания. А сейчас мне мало этих трёх дней. Я не хочу улетать. И мне кажется, не захочу никогда.

Он вздохнул, чуть отодвинулся и опустил голову мне на грудь.

— Я не хочу, чтоб ты улетал, — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Я уже знала, что он ответит.

— Мой звездолёт отбывает завтра в полдень. Послезавтра я должен быть в участке.

— Я не хочу расставаться с тобой, — заявила я.

— Ты плачешь?

— Да, но это я зря, — я быстро села. Он сидел рядом, печально глядя на меня.

— Конечно. Не плачь. Всё будет хорошо.

Он обнял меня и губами вытер слёзы, бежавшие по моему лицу.

— Улыбайся!

Я улыбнулась.

— Я не буду плакать, мой любимый. Я ещё долго не буду плакать, потому что я поеду с тобой, на твой Клондайк. Посмотрим, какой он тогда будет серый и неуютный.

— Ты шутишь? — вздохнул он. — Клондайк — это тюрьма, населенная преступниками.

— Мне нет дела до преступников! — мотнула головой я. — Мне ну­жен ты. Я не из тех женщин, которых оставляют, Лонго. Я хочу быть с тобой, я хочу жить в твоём доме, засыпать у тебя на груди и будить тебя по утрам. Я хочу видеть тебя каждый день и каждую ночь. Я хочу любить тебя и хочу, чтоб ты любил меня. А уж если я хочу, то клянусь Великими Звёздами, нет такой силы в галактике Млечного пути, ко­торая помешала бы мне добиться желаемого.

— Лора, милая моя… — начал он.

— Лонго, — улыбнулась я. — Я — женщина, женщина, которая любит, а, стало быть, доводы рассудка надо мной не властны.

— Я без ума от тебя! — рассмеялся он. — И ради тебя я готов на всё… Но тащить тебя на Клондайк…

— Любимый мой, — возразила я, прижимаясь к нему всем телом. — Ведь мы уже выяснили, что мы оба не из тех людей, которых можно куда-то тащить…

ХVIII

— Отправление через полчаса, — сообщил Стив, подходя к нам. Он грустно посмотрел на меня. — А, может, махнёшь со мной? Новая база на Ригоре…

Я покачала головой. Стив вздохнул и посмотрел на Лонго.

— Куда ты её тащишь, Торнадо! Ты же знаешь, что там опасно.

— Попробуй ей это объяснить, — улыбнулся тот, обнимая меня за плечи.

— Как будто она в состоянии кого-то слушать, когда ты её тиска­ешь! — фыркнул Бенбен, доставая из бумажника какой-то листок. — На! — он протянул его мне. — Это чек на миллион кредитных единиц.

— На булавки хватит, — кивнула я, засовывая чек в задний карман джинсов. Лонго рассмеялся и поцеловал меня в висок.

— Мы думаем представить