Шрифт:
Закладка:
С т а р ш и н а. А что за тип был?
Ч е р н ы й. Так… (Презрительно сплевывает.) Отброс жизни.
Ш у р а. Ну а потом?
Ч е р н ы й. Потом его в трибунал, а меня к политруку. Насчет рукоприкладства. (Поворачивается к Пушнову.) Сочиняешь?
П у ш н о в. Сочиняю. Только рифму на ПТР никак не найду.
Ч е р н ы й. На ПТР? Ну, это я мигом. (Закусывает губу и смотрит в небо.) Нет, не могу.
П у ш н о в. С рифмами трудно. Вот послушай первый куплет.
Ч е р н ы й. Давай. (Выставляет ногу и скрещивает руки на груди.)
П у ш н о в. Это я насчет того, как мы под Кюстрином дрались. (Читает по тетрадке.)
Вспышки ракет освещали наш путь.
Пламя пожаров слепило нам очи.
Помни, товарищ, и не забудь,
Как мы сражались в те ночи.
Ну как? Ничего?
Ч е р н ы й (с видом знатока). Вообще-то ты ритм правильно содержишь. Но читаешь без перелома.
П у ш н о в. Как — без перелома?
Ч е р н ы й. А так. (Оглядывается на Таню.) Надо перелом делать посередине. (Читает первую строку шепотом, а вторую во весь голос.)
Вспышки ракет освещали наш путь.
Пламя пожаров слепило нам очи.
В таком направлении. А вообще стихи ничего. Посылай смело в «Голос бойца». Напечатают. (Замечает неизвестного.) А это что за человек?
С т а р ш и н а. Лейтенант прикомандировал. Освобожденный. Из Ленинграда.
Ч е р н ы й. Из Ленинграда — значит, соседи.
Т а н я. Из Ленинграда! (Поворачивается к неизвестному.) Эй, товарищ, ты из какого района?
Неизвестный молчит.
С т а р ш и н а. Какие соседи? Ты-то из Симферополя.
Ч е р н ы й. Ну и что? Два пролета по тысяче километров — пустяки!
Т а н я (неизвестному). Слышишь, товарищ? Как тебя зовут?
С т а р ш и н а. Спит он. Вообще-то парень герой.
Ч е р н ы й. Насчет чего герой? Насчет разведки?
С т а р ш и н а (после некоторого размышления). Насчет мужества.
Ч е р н ы й. А-а… Ну ладно!.. (Подходит к Тане и садится рядом. С ней разговаривает другим, мягким тоном.) Здравствуй, Танюша. Устала?
Т а н я. Нет, ничего…
Ч е р н ы й. Чего делали, Таня?
Т а н я. Санбат готовили к эвакуации. В тыл. Уже прямо в Россию. Понимаешь, Вася, кончается война.
С т а р ш и н а. Ну ладно. Спать.
Быстро темнеет. Все, кроме Тани и Черного, устраиваются спать. Таня и Черный остаются в темноте. Тот край, где лежит старшина, освещен луной.
Ч е р н ы й. Это точно, что кончается. Тебе удобно так? Возьми мою шинель, положи.
Т а н я. Нет, Вася. Мне хорошо.
Ч е р н ы й. Сапоги сними, Танюша. Давай я помогу.
Т а н я. Они просторные, Вася.
Пауза. За сценой слышны шаги, а затем голоса. Первый голос: «Стой, кто идет?» Второй голос: «Береза. Как тут, в порядке, Алексеенко?» Первый голос: «В порядке, товарищ лейтенант».
Ч е р н ы й. Сегодня почта была. Получила что из Ленинграда?
Т а н я. Сегодня ничего. А ты?
Ч е р н ы й. Из дому написали. Уже за кефалью отец выходил. Мишка Приднев, дружок, вернулся без руки. Поставят бригадиром на виноградник…
Т а н я. Вася! Не надо.
Ч е р н ы й. Что не надо?
Т а н я. Ну сам знаешь.
Ч е р н ы й. А я тебя это не по-дружески обнимаю, а по-товарищески.
Т а н я. Ну и что? Это же все равно. Не надо, Вася.
Ч е р н ы й (громко). Эх, Танюша! Вот война кончается. Что же мы? Так и разойдемся? Так и забудем друг друга?
Т а н я. Ну что ты, Вася, — забудем! Никогда друг друга не забудем. Письма станем друг другу писать. Все: и ты, и я. Гриша, Пушнов, Коля, Шура. В гости друг к другу будем ездить. Всю жизнь останемся самыми лучшими друзьями.
Ч е р н ы й. Разве я о том, Таня?
Т а н я. А о чем?
Ч е р н ы й. Притворяешься, будто не понимаешь! Весь батальон считает за жениха и невесту, а ты даже волосы не позволяешь погладить… Эх, Татьяна Васильевна! Лучше бы меня Шура тогда из немецкого блиндажа не вытащила, лучше бы через мои волосы уже немецкая трава проросла бы, чем такие переживания переживать! Я уже родным написал, что женюсь, а ты…
Т а н я. Разве я тебя, Вася обнадеживала?
Ч е р н ы й. А как в санбате за мной ходила над Вислой? Кровь давала.
Т а н я. На меня никто не обижался, как я в санбате ходила…
Ч е р н ы й. Ну, это так. Скажи тогда, чем я тебе не хорош?.. Что я, трус был? Что, про меня кто сказал, что я из боя вышел? Или я кого обидел? Ну скажи, что ты против меня имеешь?
Т а н я. Ты, Вася, любой девушке понравишься.
Ч е р н ы й. Или тебе не по душе, что ты десятилетку кончила, а я после пятого класса из школы по своему собственному недоумению ушел?
Т а н я. Да что ты, Вася! Разве тебе кто мешает дальше учиться? Может быть, еще академиком станешь. Ты ведь молодой.
Ч е р н ы й. Молодой!.. Знаешь, Таня, вот лежишь ты тут, маленькая, усталая, а у меня в сердце кипит. Разреши ты — я бы тебя всю ночь на руках носил, укачивал. Три ордена имею, на четвертый представлен, а я твои сапоги с удовольствием бы чистил… Молодой! А я, знаешь, свои лета в последнее время чувствую! И все из-за переживаний, какие приходится переносить. В каждом бою теперь, знаешь, какие нервы теряю? И не из-за себя. Мне-то что! Из-за тебя. Где снаряд рванет, а я все думаю: вдруг Таню поранило?..
Т а н я. Спасибо, Вася.
Пауза. Слышна далекая канонада.
Ч е р н ы й (с горечью). Спасибо!.. Вот сама руку гладишь, а разве ты меня любишь? Я для тебя как всякий. А я вот, какой ни усталый приду в часть, только тебя увижу, знаешь, какие во мне силы прибывают! Сразу даже хочется чего-нибудь сделать. Физическое.
Т а н я. Я знаю, Вася. Знаю, но только…
Ч е р н ы й. Из-за него?.. Да ведь он погиб! Тебе из части писали — видели, как его немецкая пуля скосила.
Т а н я. А если нет, Вася? А если он живой? Ведь я слово дала.
Ч е р н ы й. Да если бы живой был!.. А то мертвый дорогу заступил.
Т а н я. Нет, Вася. Не говори так. Я его всегда рядом с собой чувствую. Всю войну с ним прошла.
Неизвестный встает, набросив шинель на плечи, проходит на освещенную луной часть комнаты и садится на ящиках возле старшины.
Ой, кто это?
Ч е р н ы й. Не бойся. Это тот парень, освобожденный… Ну ладно, Танюша. Спи тогда. Этот наш разговор неконченый… Ложись, спи. Я тебя шинелью покрою. А мне и спать неохота. (Неизвестному.) Эй, парень, ночь-то какая! Слышь, ночь-то богатая, а? Ты чего молчишь? (Встает и подходит к нему.) Хочешь махорочки? Свернешь себе «курскую дугу».
Н е и з в е с т н ы й. Послушай, разведчик…
Ч е р н ы й.
