Шрифт:
Закладка:
– Мой лорд, – сказал он, – меня зовут Аудерл. Я комендант тюрьмы. Уважаемый Него Натифуллус писал мне… насчет ревизии в тюрьмах.
– А, да, Аудерл, – ответил граф. – Я готов осмотреть тюрьму и проверить отчеты по ней. Уильям, следуй за мной!
На краю городка, впритык к частоколу, располагалось двухэтажное старенькое здание. Пара окон, покосившаяся крыша и одинокая ива, что росла подле, символизировали обреченность этой тюрьмы. Комендант позвенел связкой ключей, снял замок с крепкой двери и вошел внутрь. Филипп и Уильям последовали за ним. Безо всяких ламп они, прекрасно ориентируясь в темноте, спустились в подвальное помещение. Здесь, в жутких условиях, среди плесени и гнили, они обнаружили нескольких человек, которые тихо сидели в кандалах, с мешками на головах и, судя по всему, кляпами во рту. Заслышав шаги, узники обеспокоенно загремели и замычали.
– Почему ты их так содержишь? Хуже, чем скот, – едва ли не с угрозой спросил граф.
– Хозяин… их здесь уже быть не должно, – развел руками Аудерл.
– Что это значит?
– Раньше-то как было, хозяин… – ответил поспешно комендант. – Когда мы приговаривали к смерти, то смертнику-то давали ядовитый отвар: из змей-травы да упырника. От него люд погибал во сне. А потом я их в топи отвозил и скидывал. Ну а если надо было, я люду другой отвар давал, просто усыпляющий, и убивал потом как есть… Затем выпивал и уже топил.
– А сейчас как?
– Сейчас наш вождь устраивает смертную казнь, просто выставляя люд за ворота, затемно. А там с ними того… живо расправляется Многоголовая… Вождь-то о вашем прибытии не знавал. А я из тех писем уважаемого Него, когда вождь их мне зачитывал, сразу сообразил: вас ждать надобно. Потому и писали же про ревизии, верно? Чтобы сохранить этот люд до вашего прибытия. Я и затаил их в подвале. С той луны врать приходилось – изгалялся. Один будто от болезни скончался, я тогда вывез набитое тряпье под видом тела. Про второго, что убежал… И так со всеми ними – долго они здесь томятся уже, кормить тяжело.
Филипп сначала побледнел, но уже через миг лицо его вспыхнуло злобой, и он громко выругался:
– Дубоум!
– Кто? Я?! – перепугался Аудерл, думая, что это относится к нему.
– Вождь ваш дубоум! Своими действиями погубит всех вас.
– Но почему, хозяин?
– Потому что ехидна является сюда оттого, что нашла здесь кормушку. После такого в свои болота она уже не вернется!
Впрочем, граф взял себя в руки, подуспокоился и задумался. Затем он шагнул в сторону одного из заключенных.
– Уильям, пей одного, быстро! У нас мало времени! – приказал он и, схватив первого попавшегося, вцепился ему в глотку, не снимая мешка с его головы.
Тот, с кляпом во рту, что-то промычал, дернулся – и затих.
Чувствуя, что следует поторопиться, Уильям взялся за второго, поморщился от исходящих от него запахов и также припал к нему. Он уже странно привык к тому, что всякая его жертва, несомненно, виновна. Убийцы. Насильники. Он уже смирился с этим.
Но именно сейчас, из воспоминаний, он вдруг понял, что этого несчастного селянина осудили на смертную казнь всего-навсего за воровство курицы. И тогда Уильяма охватил стыд, но, сдержав этот недолгий порыв пощады, понимая, что узник все равно не избежит смерти, он допил его. И, закончив дело, в тревоге посмотрел на графа, который платком торопливо отирал губы.
– Господин, – шепнул Уилл, – скажите, неужели за воровство курицы теперь приговаривают к смерти?
Филипп резко повернулся к коменданту. Тот лишь кивнул.
– Теперь наш вождь карает и за малое, – ответил Аудерл. – А сам забирается на дозорную башню, что подле ворот. И глядит, как люд утаскивают… – Он потупил взор. – Барт немного «того» стал, когда появилась эта Многоголовая… Говорит – это божья кара, которую надобно умилостивить.
Сорвавшись с места, граф направился к выходу. Уильяму осталось только устремиться следом, пока со словами «Для меня была честь лицезреть вас, хозяин» почти до земли бил поклоны служащий графу комендант.
* * *
Ночь сгустилась. Сизый туман окутал улицу – обычное явление для болотных земель, – однако он был неприятным. Филипп вместе с Уиллом покинул тюрьму, ища глазами вождя. Отовсюду, из-за приоткрытых ставен, из щелей, из-за углов, зыркали обеспокоенные жители. Все ждали ее, Многоголовую… А вождь будто провалился сквозь землю. Тогда, чтобы не тратить понапрасну время, граф стремительным, энергичным шагом, не свойственным его почтенному возрасту, заторопился к постоялому двору.
Поднявшись на второй этаж, он без стука распахнул дверь в комнату сына. За ним неотступно следовал Уильям, который еще не решил: стоит ли ему уйти, или он еще может понадобиться. Именно поэтому он топтался на пороге, не смея войти.
Своего сына Филипп застал со спущенными шоссами и брэ, у кровати, на краю которой стояла на коленях Эметта с оголенным задом. Увидев вошедшего графа, она взвизгнула, но не от стыда, а скорее от женской привычки, и одернула платье. Леонард выругался.
– Отец, какого… Что случилось?! – воскликнул он, дрожа от негодования.
– Что случилось. Что случилось. Кар-р! – повторил ворон Таки-Таки, до этого внимательно наблюдавший за своим хозяином.
– Потом дотрахаешь! Бери лук, живо за мной! – приказал Филипп и так же быстро покинул комнату, как и вошел. Затем он обратился Уильяму: – А ты возьми меч, на всякий случай. Поможешь, если что пойдет не так. И позови сэра Рэя, пусть с людьми тоже стережет деревню! Отоспимся днем!
Впрочем, капитан гвардии уже показался из соседней комнаты, заслышав в коридоре подозрительный шум.
– Что произошло, господин?
– Будем отваживать отсюда ехидну, – ответил граф. – Зови людей! Я не знаю, как поведет себя это существо, когда наестся стрел из двух луков. Надеюсь, что уйдет, но случиться может все что угодно – забор ветхий.
– А кто второй лучник? – спросил удивленно капитан, заметив у выходящего графского сына лук.
– Я, – кратко ответил Филипп.
Вскоре у деревянных ворот собрались вооруженные копьями и мечами гвардейцы. Все встревоженно глядели то на частокол, будто испытывая его взором на крепость, то на местных жителей. Надев на лук тетиву, Лео вполз на единственную дозорную башню. Оттуда как на ладони виднелись затянутые густым туманом топи; золотом в них горели трепыхающиеся огни – светлячки. Все остальное: сосны, ивняк, ольха и пригорки – тонуло в пелене, лишь едва просачиваясь темно-зелеными и черными очертаниями.
Леонард вслушивался, внюхивался, и его палец ласкал оперение стрелы. Между тем на площадь выбежал грузный вождь городка Орл, впопыхах подвязывающий вокруг пуза зеленый кушак.
– Господин, что вы делаете? – проблеял он.
– Жду тварь, – холодно отозвался граф.
– Но на кой она вам? Поскребется ж о ворота… да и уйдет с зарей.
– Не хочу расстраивать ее, оставляя голодной. Она ведь не просто так является сюда, вождь? – усмехнулся граф. – Верно, ее здесь ждут, как почетную гостью?
– Господин… что вы… – Вождь затрясся.
– Что? Сегодня, пока мы здесь, ты разве не будешь являть ей свою милость, сталкивая люд с дозорной башни? Подождешь, пока мы уедем. Да? Не зря же другие попрятались по домам – запугал ты их до дрожи, что они тебя боятся пуще, чем своего владыку. А ну иди сюда! – И, достав меч из ножен, граф приставил его кончик к оплывшему горлу вождя. – Иди, залезай на башню!
– Господин, что вы творите? О Ямес, пощадите меня… Люди! Люди! Спасите! – завопил не своим голосом вождь.
Капитан гвардии хотел было сделать шаг к Филиппу, чтобы помочь, но тот отмахнулся. Вспотевший вождь, покачивающийся от страха, засеменил к башне, откуда уже по-кошачьи спрыгнул Леонард.
– Залезай! – властно сказал граф.
Чувствуя на своих мягких телесах острую сталь, вождь покорно начал карабкаться по лестнице. Выше и выше, под небольшую укрытую соломой крышу. Филипп карабкался следом, подгоняя уколами меча в зад. На протяжении всего подъема их сопровождали пристальные взгляды гвардейцев и простого люда.
Наконец они оказались наверху.
– А теперь что? – икнул вождь.
– Как что? Перелезай через стену и прыгай.
Граф показал мечом на землю за частоколом. А вождь испуганно таращился, пока очередной тычок острием меча не заставил его закинуть ногу за перила. Он медлил… Будто искал в себе силы… Но потом, выкатив глаза, вдруг в испуге вцепился в графа своими белыми ручищами, чтобы выкинуть его вместо себя. Все, кто наблюдал за происходящим, испуганно вскрикнули.
Однако при всех своих внушительных размерах вождь не смог даже сдвинуть графа. Зато тот схватился
