– Интересно, посол уже добрался в Офуртгос к Райгару Хейм Вайру или еще в пути? – спросил негромко Уильям. – Как я понимаю, Райгар не очень жалует гостей…

– Да, но им ничего не угрожает. Райгара нет в Офурте, – улыбнулся Филипп.

– Как это?

– Он же, как и мы, отправился на твой суд, Уильям. Зная о постоянных проблемах с мостом на Западном тракте, Райгар должен был отбыть из Офуртгоса перед началом сезона дождей.

– Выходит, посол Ханри приедет в пустой замок, развернется и уедет?

– Да. Но за долгую дорогу Лейт Дорелгоф, командир моего эскадрона, добудет из людей посла всю нужную мне информацию. Для того я и выказывал такую щедрость, – ответил Филипп.

– Ого… Вы и впрямь всё продумали…

Наконец они дошли до одинокого и скрюченного дерева, которое в лунном свете напоминало старуху с сухими руками, узловатыми пальцами и длинными редкими волосами. Оглядывая болота, два вампира силились разглядеть во мраке опасности, таящиеся в скрытых местах, среди кочек и трясины.

– Еще день пути – и будем в Тельях. – Граф показал рукой направление, куда отряд собирался тронуться поутру. – Дальше несколько дней по окраине болот, по Маровскому лесу. За Маровским лесом осушим нескольких заключенных в городке Орл, он очень приличный по размерам, а комендант тюрьмы там вампир. Его предупредили. Перейдем Мертвую Рулкию – и уже по общему тракту направимся к Йефасе.

– И много старейшин соберется в Йефасе?

– Хм… – задумчиво ответил граф. – Ну, сезон сейчас нехороший, северянам тяжело добираться, так что, думаю, с десяток представителей ты увидишь.

– Скорее бы… – отозвался Уильям и вздохнул.

Филипп тоже глубоко вздохнул и не ответил, только тяжело посмотрел на отвернувшегося спутника, который любовался лугами в свете луны, думая о чем-то своем. Отойдя от скрюченной ивы, граф достал меч из ножен.

– Ну что ж, давай поучу тебя. Правда, давно я этим не занимался. Если понравится, то могу по ночам тренировать тебя где-нибудь подальше от лагеря. – Филипп красиво прокрутил меч кистью, разминаясь. – Я, как и ты, не любитель шума и зрителей.

– Сэру Рэю сообщить, что он может больше не тратить на меня время? – Уильям оголил клинок.

– Нет, пусть учит тебя как человек. А я попробую другой подход. Как видишь, мы с тобой без доспехов…

Филипп действительно оказался очень опытным фехтовальщиком. Да, он не щадил, да, заставлял отбивать удары, уворачиваться, сбивая дыхание, и бороться за свою жизнь, как в реальном поединке. Но за весь бой острие его меча ни разу не коснулось Уильяма: клинок всегда останавливался вовремя, порой в опасной близости от шеи или груди. Уильям же, напротив, изо всех сил старался, но так и не смог дотянуться до Филиппа. Разница между сэром Рэем и графом была разительна: меч в руках Филиппа походил на коготь хищника, неотъемлемое продолжение его руки, и с ним он передвигался молниеносно, подобно какому-нибудь демону из легенд.

Тем не менее своего неуклюжего оппонента граф ни разу не укорил. Он спокойно указывал на ошибки и разъяснял, как делать правильно в той или иной ситуации. Через час запыхавшийся, но довольный Уильям душевно поблагодарил Филиппа, и они вернулись к лагерю.

* * *

– Почему здесь так мало поселений? – спрашивал гвардеец Мойрон, которому хотелось по-человечески выспаться, не на земле. – Я слышал, что южнее Брасо-Дэнто городов, как чертей в амбаре, а нам за четыре дня пути встретилась лишь одна деревня.

– Места дурные, – ответил сэр Рэй.

– А что здесь дурного, капитан? – непонимающе уставился конник.

Но за сэра Рэя ответил граф, который ехал позади.

– Все, что ты слышал, касается юго-запада и юга Солрага, – сказал Филипп. – А здесь низина, рядом болота, которые часто горят – от нескольких дней до пары лет. Никому не хочется жить рядом с горящей землей, в дыму и страхе. Тем более восточнее обитают болотные гарпии, а если углубиться в Маровский лес, то там вурмы. Нехорошее соседство, прожорливое.

Мойрон вздохнул, ловя себя на мысли, что граф, похоже, слышит вообще все.

Смеркалось, очертания местности расплывались в наступающей беззвездной ночи. Когда все стали располагаться на месте будущего ночлега, Уильям спрыгнул с Серебрушки, взял ее под уздцы и повел к сэру Рэю. Капитан по-старчески тяжело сползал со своего рыжего Тарантона. Сделав пару шагов, он исказил лицо в гримасе страдания и схватился за грудину.

– А-а-а, Уильям, хорошо, что сами подошли. Вы помните свои обещания?

– Я все помню. Давайте сюда Тарантона, а потом уже проведем поединок, – предложил Уилл.

– По поводу поединка… – Рыцарь болезненно выдохнул. – Давайте сегодня пропустим, потому что, признаться, после удара нашего доблестного графа я не готов. Черт возьми, даже дышать тяжело… Я стреножу Тарантона, а вы почистите его, потом привяжите к коновязи.

Капитан помог стреножить Тарантона и заковылял с дорожными сумками и седлом к костру, чтобы погреться и отлежаться.

– Что за удары, поверить не могу… Как бревном приложили!

* * *

Ведя двух лошадей за холмы, ближе к ручью, Уильям то и дело уворачивался от пытающихся укусить его зубов. Он пробовал корить Тарантона, но хитро-наглая морда коня выражала только лишь счастье от своего свинячьего характера.

Лагерь скрылся из поля зрения. У воды Уилл стреножил и свою Серебрушку, которая в ответ ласково глядела своими бархатными глазками. Он принялся чистить сначала ее: работал щетками, отирал пучком травы, заботливо прочесывал гриву.

Закончив одно дело, Уильям со вздохом поглядел на Тарантона. Ну что же, очередной бой! Стоило капитанскому коню почуять, что за него сейчас примутся, он тут же воинственно заржал и брыкнул. Его попытались обойти – он тут же развернулся задом. Всем своим задиристым видом он говорил, что готов биться с неумелым рыбаком до изнеможения! Так и ходил вокруг да около Уильям, так и наблюдал лишь обращенный к нему конский круп с раздраженно машущим хвостом, пока не услышал знакомый всплеск. Из ручья показалась Вериатель. Бросив щетки на землю, Уилл подскочил к ней, радостный, и принялся расцеловывать.

– А я уж думал, что здесь мелко для тебя, – сказал он счастливо.

Вериатель лишь мотнула головой, вырвалась из объятий и, пританцовывая, приблизилась к лошадям. Они стояли замерев – не боялись. Серебрушка мирно пощипывала остатки травы, вытягивая ее мягкими губами под корешок, а Тарантон вмиг перестал брыкаться и повернулся. Сначала демоница погладила серую лошадку, затем скакнула к капитанскому коню и обвила белыми ручками его рыжую наглую морду, которая сейчас выражала покорное смирение.

– Не верь ему, Вериателюшка, – пожаловался Уильям. – Он тот еще негодник! Очень невоспитанный!

На это Вериатель только залилась смехом, громким и чистым. Ее смех донесся до чутких ушей графа Тастемара. Вернувшись к своему возлюбленному, она повела его, словно ребенка, чтобы возложить руку на нос присмиревшего рыжего коня. Потом, слегка постанывая, она приласкала его крепкую шею, уши, морду, пока он радостно фыркал. А когда демоница отскочила в диковатом прыжке, то Тарантон так и продолжил радостно фыркать, только уже в адрес стоящего рядом с ним Уильяма.

– Вериателюшка, – все понял тот, – как мне тебя благодарить?

Ему, конечно, как всегда, ничего не ответили. Вериатель только томно поглядела из-под ресниц, а Уильяму отчего-то вспомнился тот день на озере, и он сладострастно потянулся к ней. Но демоница от него игриво отпрыгнула, и через миг на ее месте скакала темно-мышастая кобыла с вороньей гривой.

– Вот ты шкодница, все не даешься, – рассмеялся Уилл. – Эх! Мне бы дудочку сюда. Я бы сыграл что-нибудь веселое для тебя!

Из-за холма донеслись звуки пения. Это у костра запели люди, наевшись жареных перепелов и зайцев, отогревшись и наблюдая ушедшую далеко за горизонт тучу. А затем, вслед за ними, зазвучала серебряная флейта. Она была куда тоньше голосом, тише, но Вериатель больше всего удивилась именно ей – и прислушалась, прядая ушами.

Пока лунный свет падал на речушку, на ее берегу довольная кельпи выделывала кульбиты, брыкалась, подскакивала и приземлялась попеременно на разные ноги. А потом в каком-то неистовстве, сокрытая от глаз гвардейцев холмом, она и вовсе обернулась черной демоницей со страшной пастью, усеянной кривыми зубищами. Скача брюхом и хвостом по земле, извиваясь, подобно рыбине, она подползла к Уильяму.

Тот совсем не испугался, скорее удивился: за долгие годы знакомства Вериателюшка представала перед ним в своем истинном облике нечасто.

– Ты у меня красавица, – шепнул он, любуясь.

В волнении он дотронулся до нее, до ее черной кожи, липкой, мягкой, такой не похожей на человеческую. Ее кожа будто дышала под его пальцами. Пока Уилл разглядывал ее, перед его лицом схлопнулись капканом острые