Шрифт:
Закладка:
Мне захотелось вдруг оставить его немедленно. Вырваться из его силового поля, а уж потом и разобраться, оставаться ли мне и впредь в мерцающем даже издали, бесподобном как днём, так и ночью, здании-кристалле с вывеской «Мечта». Эта «Мечта» не стала пока что по-настоящему счастливой обителью для моей души. Наверное, не знай я Рудольфа никогда, считала бы такую свою профессиональную реализацию высочайшим везением. Но Рудольф… он такому положению дел мешал. Он сделал когда-то меня несчастной и продолжил уже в настоящем укреплять такое вот моё состояние, далёкое от полноценного счастья.
— Поторопись же, не затягивай! Ты не у себя в удобной постельке. Вильт может вернуться… — я торопила его и с самой неподдельной ненавистью таращилась на него, воспринимая его едва ли не как насильника, не доставляющему мне ничего кроме муки. Ему пришлось подчиниться, и он сказал после всего, — Кажется, сегодня у тебя не самое лучшее утро…
— А ты воображаешь, что я настолько страдаю от одержимости своими сексуальными фантазиями, что бегу сюда исключительно ради их утоления?
— Разве не так? — замурлыкал он как котяра, умытый сливками, и полизал меня, словно бы слизывая с моей кожи остатки лакомства. — Что есть в твоей жизни такого, что лучше этого? Только не уверяй меня, что ворох тряпья способен дать тебе то истинное счастье, к чему и стремится всякая творческая женщина. Твой материал для творчества теперь я!
— Ну, хорошо. Если уж ты нашёл возможность подарить мне архитектурный шедевр для моего личного творчества, почему бы тебе не обустроить с тем же комфортом и наше, уже совместное, любовное творчество?
— Ты не довольна моим сегодняшним старанием?
— Я устала от наших странных отношений. После таких вот акробатических встрясок у меня весь день болит всё тело. Тут даже не расслабишься по-настоящему… это всё равно, что спать на шесте. Мне необходимы человеческие условия для полноценной любви, а не затянувшаяся экзотика…
— Ты рассуждаешь как неопытная девочка. Нет ничего скучнее секса в супружеской постели. А у нас с тобой медовый период, неповторимость которого будет сниться тебе всю оставшуюся жизнь.
— Сегодня я уж точно не могу задерживаться, — обратилась я к нему, с усилием напуская на себя вид занятости и высматривая, не возник ли Вильт где-то поблизости? — Тугодум Вильт и думает, и живёт в каком-то замедленном темпе. Если он, конечно, вообще думает…
— Он случаем не собиратель лекарственных трав? — посмеялся Рудольф, — Чего он каждое утро бродит по лесу? Но, похоже, то ли слепой, то ли не те травы ищет, всегда пустой возвращается.
— Ты наблюдателен, — ответила я безразлично, — Может быть, у него там, в укромных зарослях, такие же «райские утехи» как и у нас с тобой?
— Зачем бы ему искать их в лесу, как бродяге или пустынному дикарю, если он где-то же тут живёт? — отозвался Рудольф, неприятно задев меня этим замечанием.
— А сам ты чего же ведёшь себя как бездомный?
— То есть? — опешил он.
— Для чего создана машина? Объясни.
— Как для чего? Для быстрого и удобного передвижения из Бембы в Дрембу, условно говоря, — с чистотой в осчастливленных «насыщенным сексом» глазах объяснил он. Где эта «Бемба», а где «Дремба», я не знала
— Или это я бродяжка и дикарка, которой и пристало предаваться любви под корягой или кустом?
— Не заводись, — мягко осадил меня он. — Природа это подлинный Храм любви. Просто ты того не оценила в силу отсутствия любовного опыта. Но поверь, придёт время, когда ты поймёшь, что самый насыщенный секс бывает именно под открытым небом. Само небо посылает человеку чувство сопричастности к своей вечности… Разумеется, если погода тому способствует, и чтобы свидетели ненужные далеко за горизонтом отирались…
— А для Вильта почему не так?
Он промолчал.
— У меня не совсем обычная выставка-распродажа, а встреча с очень уж важными персонами — аристократками, — ничуть не солгала я. — Проявить к ним безразличие я уже не смогу, — о том, что речь тут о немалых деньгах, я ему пояснять не стала. — Это выйдет мне боком. Меня ославят как зазнайку, и многие салоны откажут мне в услуге перепродажи моих изделий по выгодным ценам. А продавать своё творчество как хлам во второстепенных или уж и вовсе третьестепенных салонах, я не имею права ни как уважающий себя творческий человек, ни как ответственный работодатель…
— Сколько слов и о чём? — перебил он. — Не смеши меня хотя бы тем, что аристократки прибудут за новым тряпьём на эту распродажу, когда даже работяги не все проснулись.
— Так ведь необходимо же оформить экспозицию! Обсудить технические и финансовые детали с устроителями, не считая всего прочего.
— У тебя куча обслуги топчется без всякой избыточной загрузки, а ты сама оформляешь какие-то экспозиции? — здраво рассудил он.
— Эля с помощницами уже вчера всё и оформили, но я должна не упустить из внимания ни единой детали, всё проконтролировать, чтобы не уронить престиж своей «Мечты»…
— Я не для того дал тебе такие возможности, чтобы ты гнулась перед какими-то там устроителями и тётками из дрянных тряпичных салонов. Ты как возникла там королевой, так ею и останешься!
«Королева» — ещё одно загадочное словечко из земного языка. Расшифровки не требовалось. Что-то возносящее меня над всеми.
— Дал мне возможности… — повторила я. Но разве я о том не догадывалась? — Если не уважать своих же коллег, то и возможности не помогут, какими они ни будь…
— Они твоё уважение используют себе в бешеную прибыль, а ты от них уж точно не зависишь. В огромном мегаполисе всегда есть уйма возможностей. Для этого тебе и служит проныра Инар Цульф, насколько я понимаю.
— Все служат лишь себе, — сказала я, не особо-то и веря в старания Инара Цульфа ради моего процветания.
Тайны Ласкиры — моей старшей мамушки
Он быстро утратил интерес к моим профессиональным делам, переключившись на интим. Ради этого он и сном пренебрёг, чтобы уловить меня у стены. В Храм Надмирного Света он со мною не собирался, детей и вообще не желал, а чего хотел?
— Ты так и не досказала мне историю своего дедушки. А я до жути любопытный и не успокоюсь, пока не услышу, каким же образом аристократ оказался служителем Чёрного Владыки?
— Неужели, тебе это настолько интересно? — я
