всматриваясь в нас. – Я знаю, эти две недели, прошедшие после вашего выпускного, были ужасны, но как мне выразить, насколько я горжусь каждым из вас? И как я горд тем, что мне выпала честь быть вашим директором. Вы стали такими… – Он качает головой и хлюпает носом. – Я не мог бы просить вас о большем. Вы феноменальны.

– Ты прав, они феноменальны. – Тетя Ровена кладет голову ему на грудь и смотрит каждому из нас в глаза. Когда ее взгляд доходит до меня, ее исхудалое лицо расплывается в широкой улыбке, и она сжимает мое предплечье. – Спасибо, Грейс. Спасибо за все.

– Думаю, это я должна благодарить тебя, а не наоборот, – говорю я ей и через ее руку направляю в нее магию земли. Я вижу, как ее щеки чуть заметно розовеют, и она благодарно улыбается. У меня щемит сердце от чувства вины. Она бы не была сейчас так больна, если бы не помогла моим родителям скрывать мою горгулью.

– Нет, дорогая, нет, – возражает она, затем переводит глаза на дядю Финна. – Тут найдутся комнаты для них? Наверняка они хотят принять душ и поесть.

Наши желудки урчат при упоминании еды, и дядя Финн смеется. – Думаю, мы можем это устроить. – Он смотрит на вампиров. – Для всех вас. Как вам такая перспектива?

Я киваю. Когда мы были здесь в прошлый раз, Двор ведьм и ведьмаков принял нас отнюдь не радушно, но мы же только что вернули им их детей. Так что надо думать, мы заслужили хотя бы куриные наггетсы и мягкую постель.

– Отлично, – отвечает Мекай, и мы вслед за ним идем по роскошно убранному коридору, ведущему в комнаты для гостей.

Пока Мекай и Джексон идут в свои комнаты, я слышу, как они обсуждают достоинства крови первой группы с положительным резус-фактором по сравнению с той же группой, но с отрицательным резус-фактором. Иден, Рафаэль и Дауд говорят о том, что было бы неплохо поиграть в настольный американский футбол, чтобы не ждать, пока им принесут еду. Флинт дразнит Байрона, заявляя, что благодаря своему волшебному протезу он теперь может бегать быстрее, чем Байрон переносится – добродушная подколка, над которой Байрон смеется и говорит, что это провокационное высказывание. Рядом с ними Мэйси пытается забросить несколько драже M&M’s в рот Колдер, но промахивается, и Колдер бросает их в нее, пока они обе не начинают хохотать.

Это хороший момент, хороший срез повседневного быта посреди всего этого опустошения. И, глядя на них, я не могу не гадать, кого из них не будет с нами, когда мы соберемся вновь. Пожалуйста, Господи, хоть бы никто из них не погиб.

Это мои друзья – моя семья, они смеются, дразнятся и любят друг друга. Я не могу их потерять. Никого из них.

И все же я прошу их совершить невозможное – то, что, по словам Тэсс, никому никогда не удавалось. И они все сказали да.

У меня обрывается сердце от мысли о том, что завтра они примут участие в Невыполнимых Испытаниях, потому что об этом их попросила я. Потому что они верят мне и любят меня так же, как я верю им и люблю их. И потому что они поверили мне, когда я сказала им, что мы можем победить.

Но что, если не можем?

Что, если я ошибаюсь?

Что, если я веду их на верную смерть, потому что я слишком горда, чтобы признать, что Сайрус победил и что все это моя вина. В своем отчаянном стремлении спасти свой народ и исправить свою ошибку я убедила и себя, и своих друзей в том, что мы достаточно сильны, чтобы победить.

А что будет, если это не так?

Глава 118. Объятия и проклятия

Большую часть гостевых комнат занимают ученики Кэтмира, ожидающие, когда за ними явятся их родители, так что дядя Финн предлагает нам заселиться по двое, в результате чего, поскольку он мой дядя, я делю комнату с Мэйси, а не с Хадсоном, что разрушает мои планы припереть его к стенке для разговора.

Но приятно вновь оказаться в одной комнате с моей кузиной, хотя я не могу не заметить, что, узнав, что ее родители лгали ей всю ее жизнь, она изменилась. С моего первого дня в Кэтмире ее простодушие и веселый задор передавались и мне. Она была моим маяком в бурном море, который всегда приводил меня на безопасный берег.

Но, глядя, как она выдвигает ящики шкафа и разбирает свой рюкзак, я не могу не заметить, что свет этого маяка немного потускнел. Впервые после того, как я встретилась с ней, она напоминает мне цитату из Фитцджеральда, которой я была одержима, когда училась в одиннадцатом классе. «Двери захлопнулись, солнце село, и в мире не осталось иной красоты, кроме седой красоты стали, над которой не властно время. Он не ощущал даже горя, горе принадлежало стране очарований, стране юности…»[15]

Я часто думаю о том, что потеряла. Что потеряли Хадсон, Джексон и Флинт, но при этом я забываю о Мэйси. О веселой, легкомысленной Мэйси, чьи иллюзии разбила эта чертова война.

Это разрывает мне сердце.

Когда в нашу дверь стучит ее мать, я вызываюсь пойти в душ первой, чтобы они могли провести несколько минут наедине. Похоже, тетя Ровена не хочет выпускать Мэйси из виду, и это чувство явно взаимно. Но я рада, что она потратила время на то, чтобы сходить к придворным целителям. Она уже выглядит намного лучше, чем когда мы обнаружили ее в темнице. Мэйси и ее матери нужно многое обсудить теперь, когда она достаточно окрепла, чтобы говорить. И поэтому я решаю потихоньку зайти в комнату Хадсона и Джексона, как только соберу то, что можно собрать для Испытаний.

Когда полчаса спустя я выхожу из ванной после самого восхитительного душа на свете – да, я благодарна Мэйси за то, что она сделала с моей ванной, когда мы находились при замороженном Дворе горгулий, но это все же не идет ни в какое сравнение с современным водопроводом, – мать Мэйси сидит на ее кровати, и рядом с ней лежит большой кожаный футляр.

Мэйси сидит с другой стороны с обитой бархатом шкатулкой и красным мешочком.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, подойдя к ней, чтобы разглядеть их получше.

– Собираю руны, которые, как мне кажется, могут помочь нам выдержать Испытания, – отвечает она. Я опускаю взгляд и смотрю на разложенные на стеганом