в юридическом крючкотворстве, поэтому чиновничьей мафии удалось добиться решения в свою пользу. Правда за ущерб деловой репутации (серьёзное сомнение, что таковая у истца наличествовала в принципе), нанесенный управлению образованию, суд постановил взыскать с газеты всего тысячу рублей вместо заявленного миллиона. Когда подошла пора Веронике адреснуться за путевкой в ДДУ для подросшей Галинки, ей в установленный месячный срок представили место в новом садике. А за его удалённость от центра даже извинились, сказав, что пока, увы, не имеется возможности обеспечивать всех по месту жительства.

К концу недели, гробя каждое утро по часу минимум на езду из дома в детсад, а оттуда, с пересадкой — на работу, Голянкина вымоталась. Хорошо, что по вечерам Галчонка забирал муж, а то бы Вероника в прямом смысле протянула ноги.

Из колеи выбили форс-мажорные хлопоты вокруг заболевшей тёти Нади. Диагностировавшие микроинфаркт эскулапы сказали, что продержат её в стационаре три недели. Другой родни, кроме них, у тётки не имелось. Мало того, что приходилось ежедневно ездить на комплекс с передачами, нужно было ещё проверять оставшийся без хозяйки дом на Клязьменской, кормить собаку и двух кошек. Ладно, у папашки остатки совести пробудились, как никак, сестра родная занедужила. Оторвавшись от своего привычного занятия — запоя, он худо-бедно замкнул на себе поездки в больницу. К опустевшему дому Вероника с матерью папашку не подпускали. Не ровен час, спалит по пьяни или утащит что-нибудь из вещей на пропой.

У Вероники был свой резон оградить дом от посещений. Сумку с автоматом, ставшую причиной тёткиных волнений, журналистка спрятала в сарае, за поленницей дров. Тайник казался ей ненадёжным, но другого она не придумала. На неделе Голянкина смогла вырваться к тёте Наде в кардиологию только раз. Там она клятвенно пообещала больной в ближайшие дни избавить её жилище от жуткой находки, не сообщая милиционерам, кто, где и при каких обстоятельствах её обнаружил.

Задачку любимая тетушка поставила хитрую. Как в детской игре — «чёрного и белого не берите, да и нет не говорите». С понедельника Вероника ломала голову, как распорядиться «акаэмом». Первые сумасбродные мысли — разыскать изнасиловавших её уродов и изрешетить их длинными очередями, урезонила быстро. Это только у поруганных кинодив в боевиках легко и просто всё получается. Охолонув, стала подумывать над тем, чтобы положить сумку в автоматическую камеру хранения и изменённым голосом сообщить из телефона-автомата по «02» номер ячейки и шифр. Вариант казался довольно безопасным, если не считать перемещения по городу с оружием, но он полностью оставлял за кадром её роль в раскрытии преступления года. В том, что именно из этого автомата застрелены Зябликов и Калинин, Голянкина не сомневалась. Улица Васнецова, на которой был обнаружен автомобиль с трупами, спускалась к шедшей перпендикулярно ей Клязьменской, откуда можно было безлюдным частным сектором в считанные минуты добежать хоть до «жэдэ» вокзала, хоть до автостанции.

Впервые за три года журналистской практики Веронике выпал шанс утереть нос всем считающим её попрыгуньей-стрекозой. Госпожа удача прыгнула в руки сама. Случись такое четыре месяца назад, Голянкина не раздумывала бы ни доли секунды. Сенсация взорвалась бы ядерной бомбой на первом развороте вчерашнего номера «Обозрения». Эдуард Миронович уже порхал бы на седьмом небе от счастья. Новость растиражировали бы региональные СМИ, а возможно и центральные. Но волна уляжется, читатели-обыватели наохаются, менты с прокурорскими утрутся, коллеги назавидуются, а она останется одна. Как поведут себя преступники, которые тоже читают газеты? Не решат ли они, что пронырливая корреспондентка, найдя орудие убийства, попутно накопала сведения, которые наведут на их след? В таком случае происшедшее в сентябре может показаться детской забавой.

Наступая на горло рвущейся из него песне, Вероника пришла к выводу, что, как ни крути, а без помощи правохренителей не обойтись. Проблема была в конкретной персоналии в погонах, которая с одной стороны обеспечит её конфиденциальность, читай, безопасность, с другой — пристроит греться в лучах заслуженной славы. Неделю Голянкина ломала уши над тем, как влезть на ёлку и не испачкаться смолой. Перебрала на пальцах не один десяток кандидатур, но ни на одной не остановилась. От сотрудничества с милицейским руководством она отказалась изначально. Начальник в таком деликатном вопросе недееспособен, он обязательно посвятит в проблему хотя бы одного подчиненного, цепочка сразу удлинится и станет более уязвимой. Чем больше Вероника прокручивала вариантов, тем определённей приходила к выводу, что довериться нельзя никому. К утру пятницы она находилась в состоянии, граничащем с отчаянием.

Преодолевая отрезок от детского сада до конечной остановки троллейбуса, загруженная Голянкина пошла не обычным маршрутом вдоль дома, а по протоптанной через двор тропинке. В результате её угораздило выйти прямиком к местной пивнушке, которую она всегда благоразумно обходила. Несмотря на ранний час, окна забегаловки гостеприимно светились, а на ступеньках у входа маячили две подозрительные личности из числа завсегдатаев. Вероника замедлила шаг, раздумывая, не стоит ли повернуть назад. Оглянувшись, увидела приближавшегося из глубины жилмассива мужчину, судя по твёрдой походке, трезвого и, по меркам рабочей окраины, прилично одетого. Журналистка решила дождаться прохожего, чтобы мимо пивной пройти как бы в его сопровождении.

Когда мужчина поравнялся, Голянкина обрадованно ойкнула:

— Михаил Николаевич, доброе утро.

Маштакова, находившегося в нескольких шагах от заветной цели, неожиданное обращение заставило вздрогнуть. Узнав поздоровавшуюся с ним женщину, он буркнул: «Здрасьте», продолжая поступательное движение. Вероника пристроилась рядом с опером, стараясь не отстать.

— Ой, Михаил Николаевич, а я и не знала, что вы на Машинку переехали, — в своей обычной бодренькой манере защебетала Голянкина, заглядывая в смурное лицо Маштакова.

Миха шёл, не думая отвечать на глупые расспросы. Освещенный вход в забегаловку остался позади по левому борту. На впалых скулах оперативника заиграли желваки.

— Нам по пути? Вы на остановку? — журналистка не унималась.

В голове её запульсировала мысль, что другого удобного случая сегодня не выдастся. А впереди два выходных дня, входить в которые наедине с нерешенной проблемой сил не оставалось. Вероника знала Маштакова ещё по прокуратуре. В те времена она делала первые робкие шаги в заводской многотиражке. Молодой зампрокурора дозировано сливал ей сведения по уголовным делам, а она строчила непритязательные информашки об успехах прокурорских следаков. Маштакову публикации шли в зачет по линии взаимодействия со СМИ, а мелькание в прессе собственной фамилии льстило, поэтому он привечал журналистку и даже заигрывал с ней. Потом их пути разошлись. Маштаков после большого скандала (до подробностей которого она ещё непременно докопается) перевёлся с большим понижением в милицию, а Веронику пригласили в самую популярную городскую газету «Уездное обозрение». Там она продолжила