Эти слова вождю совсем не понравились. Сталин, обратившись к членам политбюро, с угрозой в голосе произнес:

— Беда в том, что мы не имеем настоящего начальника Генерального штаба. Надо заменить Мерецкова, — и, подняв руку, добавил: — Военные могут быть свободны.

Генералы вышли в приемную. Молчали. Мерецкова обидели незаслуженно. Кирилл Афанасьевич служил в Белорусском особом военном округе начальником штаба еще при Уборевиче. Иероним Петрович своего начштаба ценил.

14 января было принято постановление политбюро:

«Для улучшения подготовки войск округов и армий утвердить назначения:

1. Начальником Генерального штаба и заместителем наркома обороны — генерала армии Жукова Георгия Константиновича;

2. Заместителем наркома обороны по боевой подготовке — генерала армии Мерецкова Кирилла Афанасьевича...»

1 февраля Георгий Константинович принял дела у Мерецкова. Отстранение Кирилла Афанасьевича стало сигналом для особистов, что они могут соорудить на него дело.

Вместо Жукова Киевским особым округом стал командовать генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос. Это было роковое назначение. Кирпонос, имея опыт всего лишь дивизионного командира, после Финской кампании получил под командование сразу целый округ, Ленинградский. Не успел освоиться в новой роли — его перевели в Киев. Кирпонос погибнет на этом посту, а вместе с ним многие тысячи его бойцов и офицеров...

Да и Жуков стал начальником Генерального штаба, не имея достаточного опыта и знаний. Он, как и его предшественник, руководил Генштабом всего полгода. Но в эти месяцы военное руководство страны совершило грубые и непростительные ошибки. Биографы Георгия Константиновича утверждают, что он сделал все, чтобы исправить сталинскую ошибку при определении направления главного удара противника. В реальности Жуков, как и Тимошенко, тоже пришел из Киевского округа и разделял мнение наркома о том, что главным направлением должно быть Юго-Западное.

Все руководители наркомата и Генштаба были выходцами из Киевского военного округа: нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Ватутин, новый начальник оперативного управления генерал-лейтенант Герман Капитонович Маландин.

Результаты январских командно-штабных игр нашли отражение в «Уточненном плане стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке». Этот документ разрабатывался уже под руководством Жукова и был утвержден 11 марта 1941 года.

В «Уточненном плане» без тени сомнений говорилось:

«Наиболее выгодным является развертывание наших главных сил к югу от реки Припять с тем, чтобы мощными ударами на Люблин, Радом и на Краков поставить себе первую стратегическую цель: разбить главные силы немцев и в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз...»

Разумные соображения маршала Шапошникова были отвергнуты. Развертывание немецких войск на Северном направлении представлялось Жукову сомнительным, потому что «борьба на этом фронте может привести к затяжным боям».

«Уточненный план» подкрепил уверенность командиров Красной армии, что в случае нападения Германии они легко отбросят вторгшегося противника и задача будет состоять в том, чтобы организовать разгром немецких войск на чужой территории, вдали от своих баз.

Константин Константинович Рокоссовский и во время войны, и работая над мемуарами, задавался вопросом: понятно, что немцы, нанеся первый удар, могли потеснить Красную армию, но тем временем следовало развернуть главные силы и нанести контрудар. Почему же этого не произошло?

Рокоссовский пишет, что когда-то генералитет царской армии обвиняли в бездарности. Но Рокоссовский убедился в обратном: накануне Первой мировой войны план развертывания был составлен с учетом возможностей Германии отмобилизоваться и сосредоточить главные силы. Генеральный штаб русской армии определил рубеж развертывания и его удаление от границы. В соответствии с этим определялись силы прикрытия границы.

Но был ли такой план у Генерального штаба Красной армии, задавался вопросом Рокоссовский.

Командование Красной армии, по его мнению, не учитывало оснащение вермахта новой техникой, которая обусловила иной характер войны. Неуместной была идея разрушить старые укрепленные районы на старой границе прежде, чем будет укреплена новая граница. Генштаб был обязан противостоять этой порочной идее...

«Мы останемся друзьями»

Историки находят много общего в методах Сталина и Гитлера. Но это были совершенно разные натуры. Сталин полагал, что фюрер так же холоден и расчетлив, как и он сам, и не станет рисковать, поставив на кон все достигнутое во имя нереальной цели — покорения России.

Но особая сила Гитлера состояла в умении бесстрашно строить воздушные замки. Сколько бы насмешек ни вызывал его вид, очевидная театральность выступлений, люди слушали фюрера открыв рот. Десять, лет его считали фантазером и безумцем. Его планы завоевания власти и мирового господства вызывали смех. Но наступил момент, когда все, что он хотел, стало реальностью. Гитлер сам поверил, что его воля способна преодолеть любые препятствия.

Он исходил из того, что Сталин боится войны, поскольку истребил командный состав собственной армии. В одном из разговоров фюрер пренебрежительно заметил, что советский генерал, которого прислали в командировку в Германию, в немецкой армии мог бы командовать только батареей.

А Сталин до последней минуты был уверен, что Гитлер на войну не решится, что он блефует и просто пытается заставить Россию пойти на территориальные и экономические уступки.

13 апреля 1941 года, в воскресенье, Сталин совершил невиданный жест. Он приехал на вокзал проводить польщенного таким вниманием министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоку. На самом деле Сталин хотел, чтобы весь дипломатический корпус увидел, как он обнял за плечи немецкого посла Шуленбурга и попросил его позаботиться о том, чтобы Германия и Советский Союз и дальше оставались друзьями.

Затем Сталин повернулся к немецкому полковнику Гансу Кребсу, исполнявшему обязанности военного атташе, и пожал ему руку со словами:

— Мы останемся друзьями, что бы ни случилось.

Весь мир обсуждал этот демонстративный жест Сталина. Только на немцев это не произвело никакого впечатления.

Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Как хорошо обладать силой! Сталин явно не хочет знакомиться с германскими танками... Я провел весь день в лихорадочном ощущении счастья. Какое воскресение из долгой зимней ночи!»

Сталин и Молотов понимали, что рано или поздно интересы двух держав неминуемо столкнутся и кому-то придется отступить. Но это произойдет через три-четыре года. Сейчас Гитлер, считали они, войну на два фронта не осилит. Германия могла воевать с Францией и Англией потому, что получала советское сырье, советскую нефть и советскую пшеницу.

Жданов говорил наркому военно-морского флота Кузнецову, что договор с немцами будет действовать еще долго. Не потому, что в него кто-то чрезмерно верит, а потому, что война на Западе затягивается, Германия и Англия связаны борьбой, а нам представляется возможность заниматься своим мирным трудом и готовиться к войне.

В принципе Сталин и