Первым государством-преемником, унаследовавшим тяготы имперского правления, стало Временное правительство России. Его попытки перестроить отношения между центром и приграничными территориями наглядно иллюстрируют как изначальную сложность проблемы, так и дополнительные сложности, созданные воюющими сторонами, которые ставили нереальные военные цели по распределению давно оспариваемых приграничных территорий. До войны либералы и умеренные социалисты, ставшие главными сторонниками Временного правительства, выступали с резкой критикой репрессивной политики царизма в отношении национальностей и сторонниками различных форм самоопределения. После прихода к власти их стремление продолжать войну стало превалировать над всеми другими соображениями. Сепаратистские требования национальностей были восприняты ими как угроза объединенным военным усилиям и утешение для врага. Они нехотя пошли на минимальные уступки, пообещав передать весь вопрос о будущем государства на рассмотрение конституционного собрания, которое должно было быть избрано только после войны. Национальные движения, особенно в Финляндии и на Украине, сочли эти жесты недостаточными. Они возмущались отказом Временного правительства разрешить создание национальных частей в армии. Разочарование уступило место недовольству. Новый режим оказался не более успешным, чем его предшественник, в примирении чаяний народов приграничных территорий с безопасностью многонационального государства. На этом этапе национальности также не могли рассчитывать на своих традиционных сторонников на западе, которые оказались в непоследовательном, если не сказать лицемерном положении, поощряя национальное освобождение в империи Габсбургов и Османской империи, но не в пограничных районах своего российского союзника, на которого они полагались в поддержании восточного фронта. Центральные державы оказались в ловушке аналогичной дилеммы. Однако их военные успехи в пограничных районах позволили Габсбургам и Османской империи отсрочить, хотя бы на время, день расплаты.

На первом этапе интервенции центральные державы сократили Россию до ее допетровского ядра (за исключением Петрограда), лишив ее пограничных территорий по всей периферии от балтийского побережья, через понтийскую границу до южного Кавказа. В этом заключался реальный смысл Брест-Литовских договоров с Советской Россией и Украиной. Хотя интервенция длилась всего семь месяцев, она была масштабной. В 1918 году оккупационные силы Центральных держав только на Украине насчитывали почти 500 000 человек. Вдоль Балтийского побережья немцы направили войска в Финляндию, Эстляндскую и Лифляндскую губернии, а также в Вислинский край. Австро-германские и болгарские войска заняли Сербию и всю дунайскую границу, оттеснив румын к реке Прут. Германские и османские войска взяли под контроль большую часть Южного Кавказа.

Во Внутренней Азии Япония, воспользовавшись европейской войной, стала первой из союзных интервентов, оказав сильное давление на ослабленный постимперский Китай, чтобы ослабить его связи с северными пограничными территориями. Синьцзян, Монголия и Маньчжурия отдалились от старого центра власти Цин. Центральный Китай раскололся на север и юг, а затем распался на мелкие части под контролем местных военачальников. После поражения Центральных держав союзники взяли на себя основную роль интервентов по всей Евразии, хотя они не всегда стремились заставить немецкую армию отступить перед лицом наступающих большевистских сил. Британцы были наиболее широко рассредоточены по всей периферии России от Балтийского побережья (морские и сухопутные войска) и Кавказского перешейка до Внутренней Азии. Французы играли ведущую роль в восстановлении Польши, расширении Румынии и поддержке антибольшевистских сил на Черноморском побережье понтийской границы. Японцы продолжали оказывать давление на Китай и направили крупнейший интервенционный контингент союзников.

Американцы направили свои части в Сибирь, отчасти для противодействия японцам, и на север России. Союзники также использовали небольшие вспомогательные части для усиления своих основных сил, включая чехов, итальянцев, греков, сербов, румын, арабов, колониальные войска и монголов. В целом интервенции не были хорошо скоординированы; они преследовали различные, часто противоречивые цели, поддерживая конкурирующие силы в местных движениях сопротивления. Отменяя друг друга, великие державы были ограничены в проецировании своей власти на приграничные территории.

В основном из-за географической близости и превосходства в вооруженных силах Центральные державы добились большего успеха в навязывании своего господства, чем более отдаленные союзники, хотя и с небольшим перевесом. Но поражение на западе прервало их усилия по восстановлению пограничных территорий. После ухода германской армии и распада армий Габсбургов и Османской империи впервые за полтысячелетия на западе Евразии не осталось великих держав. Небольшим военным миссиям союзников на местах часто не хватало ни достаточных сил под командованием, ни воли, чтобы навязать решения, принятые в Париже. Большевики, лучше организованные, чем их внутренние враги, и действующие из стратегически выгодных внутренних линий, восстановили контроль старого центра власти над большей частью имперских пограничных территорий.

Главным достижением интервенции центральных держав и союзников стало оказание политической и дипломатической поддержки движениям за независимость путем их признания и предоставления оружия, снаряжения и военных советников местным участникам боевых действий. Поначалу эти движения часто были не более чем специальными национальными советами, чья власть распространялась лишь настолько, насколько ее могли навязать их малочисленные и разрозненные вооруженные силы. Союзные державы часто оказывались внутренне разделены и находились в противоречии друг с другом по вопросу о том, что лучше всего отвечает их интересам - сохранение Великой России или поощрение движений за независимость. Однако, куда бы они ни обращались, они часто оказывались ограничены переговорами и сделками с новыми элитами, которые в большинстве своем были радикальными интеллектуалами или армейскими офицерами, часто малоизвестными фигурами из скромного окружения.

Дипломатическое признание часто оказывалось эфемерным, как в случае с Украиной или кавказскими республиками. За исключением нескольких плебисцитов в польских границах (Тешен и Силезия) и создания в свободных городах Данциг и Фиуме новые пограничные линии были определены местными участниками. Никогда прежде и вплоть до 1989-1991 годов народы приграничных территорий не могли играть столь решающую роль в формировании пространственных контуров евразийского пограничья. Отчасти это было связано с крахом имперского правления, создавшим вакуум власти, а отчасти - с силами сопротивления, которые накапливались в течение долгого девятнадцатого века.

Ниже уровня вмешательства великих держав евразийские границы вновь стали подвижными, пористыми и спорными. В годы после 1914 года мобилизация для тотальной войны, крах устоявшейся власти, вынужденные перемещения населения и распространение коммунального насилия привели к трансформации мультикультурных сообществ в более политически сознательные многонациональные общества. В этих условиях наследие имперского правления в отношении смешанного населения представляло собой бомбу замедленного действия. Провести границы государств-преемников на основе национального самоопределения ни вильсонианского, ни ленинского типа не представлялось возможным. Ассимиляция различных этнолингвистических групп в новых государствах стала еще более проблематичной, чем национализаторские тенденции в период имперского правления, по нескольким причинам. Во-первых, национальные чувства распространились шире и проникли глубже как среди доминирующих,