Шрифт:
Закладка:
– Всего хуже то, – с печалью сказал Александр Николаевич, – что этот негодяй не только упорно отпирался от всех обвинений, но даже сваливал вину на капитана Варпаховского, состоящего при нем за адъютанта!
Милютин лично знал Николая Константиновича. Высокий, стройный красавец, едва ли не самый красивый среди молодых великих князей, лишь недавно закончил Академию Генерального штаба. Впрочем, эксцентричность некоторого рода за ним отмечалась давно.
Два года назад Николай Константинович в Павловске организовал молодежные отряды (то, что позднее было названо скаутами). Гимназисты и ученики школ 10–16 лет собраны были в «роты» с «командирами». Были даны им игрушечные ружья, барабаны, сигнальные рожки, устраивались «маневры» в Павловском парке. Недоброжелатели говорили, что молодой великий князь ищет популярности, сочувствующие отмечали его таланты и образованность. Конец молодежным отрядам был положен после «штурма крепости» – домика, в котором обитали военные инвалиды. Государю начальником III Отделения было доложено об этом, как о «штурме Бастилии», на что последовало повеление сделать великому князю внушение, а ружья и барабаны отобрать и сжечь.
В свете было известно о том, что одновременно с американкой великий князь имел длительную любовную связь с Александрой Абаза. Та была выдана замуж в шестнадцать лет за курского губернатора, страдала от дурного обращения мужа и, родив пятерых детей, развелась с ним. Великому князю Николаю родила она двух детей, но опалу его разделить не пожелала, а вышла замуж за страстно влюбленного в нее графа Павла Сумарокова-Эльстона.
…Государь несколько раз прерывал доклад министра, задаваясь вопросом, что же делать с Николаем Константиновичем: исключить из службы? посадить в крепость? предать суду?
– Ваше величество, – посоветовал Милютин, – советую не торопиться с решением и преждевременно не оглашать дела. Поступки великого князя так чрезвычайны, так чудовищны, что почти невероятны при нормальном состоянии рассудка…
– То есть поручить докторам освидетельствовать умственные способности преступника?
– Может быть, единственным средством, ваше величество, для ограждения чести царской семьи было бы признание преступника помешанным… и поступить с ним соответственно.
На следующий день три врача освидетельствовали великого князя и доложили государю, что в речах и поступках Николая Константиновича нашли «что-то странное». Приличия были соблюдены. На семейном совете великого князя лишили всех чинов, орденов и прав лица императорской фамилии, и объявили, что он будет в ссылке без срока с получением определенного денежного содержания.
Николай Константинович в свои двадцать четыре года принял совершенно равнодушно этот удар, ломающий всю его жизнь. Он казался не только не опечаленным, но даже шутил и с усмешкой принял объявленную ему высочайшую волю. На совете было решено выслать преступника за Урал. Американку арестовали, но через день освободили и выслали из России, выдав значительную сумму.
Для Константина Николаевича тут тоже был сильный удар. Жалость к негодяю-сыну мешалась с сознанием позора, легшего на репутацию генерал-адмирала и председателя Государственного Совета. Через полгода он заговорил с братом о возвращении Николаю прежнего положения. Александр Николаевич промолчал, не зная, что ответить. С одной стороны, если племянник признан умственно расстроенным, то он не может пользоваться полной свободой, принимать депутации и официальных лиц. Если же признать, что болезнь – фикция, то невозможно вновь ввести лгуна и вора в права особы императорской фамилии… Обдумав все обстоятельства, Александр Николаевич решил оставить все как есть.
Забегая несколько вперед, скажем, что этот негодяй еще принес огорчения государю. В 1878 году он тайно обвенчался с некою девицей Дрейер, дочерью оренбургского полицмейстера, сделав подложную подпись и выдав себя за отставного полковника. На совещании у государя было решено не предавать его суду на основании ранее вынесенного медицинского освидетельствования. Брак с девицей Дрейер был расторгнут.
Николая Константиновича поселили в Ташкенте, где он женился на уральской казачке, а прожив с ней почти тридцать лет, вторично обвенчался в ее отсутствие с пятнадцатилетней красивой гимназисткой – видно, все-таки правы были доктора. Он умер в 1918 году.
Всякий раз, как государь приезжал на охоту, все жители сбегались его встречать: мужики, бабы, девицы, ребятишки. Близко их не всегда подпускали, но увидеть царя-батюшку мог любой желающий.
Раз простая крестьянка смело подошла к государю и с поклоном дала три сота меду в деревянной чашке. Государь благодарил, мед взял, а бабе выдали 25 рублей. На царских охотах было заведено, что никто ничего дарового не делал. Государь не допускал дарового труда, все оплачивалось по заведенному порядку.
Вообще же полиция смотрела внимательно, не допуская никого постороннего. Но случилось, стоит Александр Николаевич на отведенном месте и напряженно вглядывается в заросли орешника в ожидании оленя. Вдруг шорох. Слава Богу, не выстрелил, выждал мгновение и увидел серую фигуру. Мужик, держа просьбу на голове, пал в снег на колени и вымолвил только: «Ваше величество!..» Александр Николаевич в таких случаях не оскорблялся, милостиво выслушивал прошение и приказывал просьбу принять. Иное дело у людей чиновных.
Как-то государь охотился зимой на границе Московской и Владимирской губерний, близ станции Павлово Нижегородской железной дороги. По обыкновению, на станции ему было представлено местное начальство. Ревизовавший Владимирскую губернию сенатор Александр Христофорович Катер воспользовался случаем и пожаловался на препятствия, делаемые владимирским дворянством по наделению крестьян землей в надлежащем количестве и требуемых условиях. Катер знал, что не имел права выезжать навстречу государю без получения на то высочайшего разрешения и тем более утруждать его личным докладом, но сенатор полагал, что грех не воспользоваться удобной возможностью, а в сочувствии государя крестьянскому делу он был уверен.
Однако время он выбрал неудачное. Александр Николаевич был гостем владимирских дворян, их губернский предводитель стоял во время доклада Катера рядом. Наконец, следование порядку и этикету было обязательным в царском окружении.
Государь ничего не ответил Катеру, но выслушал его с видимым неудовольствием. Лицо его сделалось мрачным. По его приказанию сенатору передали выражение высочайшего неудовольствия за столь неловкий поступок.
Далее охота пошла по заведенному порядку. Александр Николаевич убил огромного медведя, которого повезли в санях к поезду. Обед оказался вкусен и обилен, но настроение было подпорчено. Случай этот сделался известен в придворных кругах и послужил предостережением для прытких царедворцев.
А государь каждую неделю ждал среды.
Как невозможно свести историю жизни общества к одному лишь перечислению войн и железных дорог, раскрытию министерских интриг и хитросплетению дипломатии, так и жизнь отдельного человека, помимо внешней стороны своей, имеет внутреннее содержание.
