Шрифт:
Закладка:
Правда, никто не отрицал за ним чистоты и прямоты характера, благородства и искренности. В публике менее была известна твердость цесаревича и самостоятельность в суждениях. В 1870 году, когда государь радовался успехам германской армии и даже послал Вильгельму I Георгиевский крест 1-й степени (и в армию массу российских крестов и медалей), великий князь Александр Александрович записал в дневник: «Какое ужасное известие… Мак-Магон разбит, армия сдалась, и император Наполеон взят в плен! Это ужасно!»
Думается, только отчасти такое направление мыслей цесаревича можно объяснить влиянием его жены. Ведь вот не любила Минни Победоносцева, а великий князь по-прежнему очень считался с мнением своего старого учителя. Минни отбрасывала статьи князя Владимира Мещерского, а великий князь читал их со вниманием. Разные оказались супруги: он прямодушно хранил ей верность, а она с удовольствием принимала ухаживания молодых офицеров и флигель-адъютантов, а с красавцем графом Владимиром Шереметевым затеялся настоящий флирт.
Дмитрий Алексеевич Милютин имел все возможности для понимания наследника и был о нем мнения невысокого: «легкомыслен и самонадеян, выказывает пренебрежение ко всему установившемуся ведению дел государственных», резок, решителен, безапелляционные приговоры выдает с легкостью, обрывая всякие рассуждения. Претила Милютину и открытая грубость наследника, обычными эпитетами которого были «скотина», «каналья». Но видел и знал Дмитрий Алексеевич, что великий князь не терпит лжи, хороший семьянин, нежный отец, трудолюбив. Он отличался в выгодную сторону от братьев Владимира и особенно Алексея, который по крупному играл в карты, о кутежах и амурных делах которого разговоров ходило немало.
На торжественных больших выходах в Зимнем дворце сплоченной когортой выступали они вместе, но, случись какая беда, начнись война или революция – устоит ли семья Романовых? Александр Николаевич был уверен, что устоит.
Обыкновенно среда отводилась государем на охоту. В этот день он отрешался от забот и тревог и полностью отдавался азартному противоборству со зверем. Охотник он был завзятый.
Долгие годы, еще от времени Николая Павловича, рядом с ним стоял Иван Васильевич Иванов. Осенью и зимой Иванов стоял за левым плечом государя, держа в руках карабин голыми руками и на жестоком морозе, когда пальцы без рукавиц мгновенно прикипали к металлу. Государь, жалея охотников, отменял охоту, если мороз случался крепче 10 градусов, но случалось всякое.
В декабре 1870 года выехали на медведя, о котором мужики сообщили в царскую контору. Верили мужикам, правда, с оглядкой, не ленясь проверять, чтобы не вызвать царского неудовольствия. Дело в том, что жители окрестных деревень, возле которых велись царские охоты, неплохо на них зарабатывали. Один из надежных источников заработка – сообщение об обнаружении зверя, того же медведя. И вот получал мужик свои законные пять рублей, а после шел в лес, прямо к медвежьей берлоге, стуком палки о деревья и криком будил косолапого, и тот перебирался в другое место. Приходят охотники – нет медведя. А мужик, загодя выследивший новую лежанку зверя, тут как тут: пожалуйте еще пять рубликов, а уж я вам покажу в точности!.. Проделки эти были известны, но сходили с рук.
На этот раз Александру Николаевичу доложили, что обнаружен крупный медведище, и охотники из придворной конторы надежно стерегут его, чтобы не ушел. Государь выехал, как обычно, вечером во вторник, ночлег имел по соседству с местом охоты, а в среду утром, после чаю, отправился в лес.
Свита царская была немалой. Граф Адлерберг и генерал Рылеев оставались непременными участниками всех охот и по должности, и по государевой симпатии, другие приглашались по выбору царя. Много раз брали художника Зичи, который делал карандашные зарисовки, составившие в конце концов целый альбом. Наконец, собственно охотники из придворной конторы и обслуга. Следом за государем в лес отправлялись на санях рано утром кухня с метрдотелем и камер-фурьером. Разбивалась палатка, устанавливали стол, плиту и готовили завтрак, а после завершения охоты и обед на скорую руку.
День выпал серенький. Солнце раз только показалось невысоко над лесом, и вновь скрылось в матово-серой пелене. Мороз был некрепок, снег не хрустел под ногами. Мягко ступая в теплых охотничьих сапогах, Александр Николаевич шел за Ивановым, отводя ветки, легкий снег с которых приятно охлаждал лицо. Одет был государь, как и все, в простой бараний полушубок, но его рослая статная фигура сразу бросалась в глаза. На плече у него висело ружье, тульская двустволка, на кожаном ремне, подпоясывавшем полушубок, болтался охотничий нож.
Вышли на место. Государь стал на первый номер, другие охотники несколько поодаль. Сняли рукавицы, взяли ружья и прикинули, откуда может выбежать зверь.
Промерзшая тишина треснула от криков и стука палок мужиков-загонщиков. Тут уж следовало быть внимательным. Зверь мог показаться в любую минуту.
Обыкновенно места для охотников обустраивались заранее: вытаптывалась площадка, обрубались ветви деревьев и кустов для наилучшего обзора. Но в этот раз по чьему-то недосмотру на месте первого номера не был вырублен куст, закрывавший часть обзора. Александр Николаевич сосредоточенно ждал, напрягшись и прислушиваясь к звукам – то крики мужиков с разных сторон, то треск сучьев, то вдруг отрывистый и громкий рев потревоженного зверя. Потом тишина… и вдруг медведь оказался совсем близко, из-за куста государь его не сразу увидел. Выстрел!
Выстрел. Зверь перекосился на один бок, тонкая струйка крови окрасила белый снег, но медведь поднялся во весь рост и бросился на государя. Их разделяло два шага.
– Государь, налево! – крикнул Иванов. – Рогатчик – вперед!
Но пока рогатчик бросился наперехват зверю, Иванов выстрелил и не промахнулся. Медведь рухнул на снег у самых ног государя, обдав его смрадным духом из пасти и царапнув полушубок громадным рыжим когтем.
Со всех сторон поспешили на звук выстрелов, и об опаснейшей минуточке стало вмиг известно. Никого, однако, не упрекали. Рогатчик и Иванов затеяли жаркий спор, кто же убил медведя: Иванов указывал на свой выстрел, а рогатчик – на нанесенный им удар рогатиной в сердце зверя, когда зверь уже поднял лапы на государя. Александр Николаевич попробовал им напомнить, что и он стрелял, но в азарте спора от него отмахнулись. Тыкали пальцами в раны, оплывавшие темной кровью на громадной туше, и повторяли один другому:
– Да ты погляди только!
– Сам гляди! Соображать надо!
Александр Николаевич, охваченный азартом не менее их, нисколько не обиделся, спор был серьезен и принципиален. Для его разрешения государь приказал отправить тушу медведя в анатомический театр. Выяснилось позже, что медведь мгновенно умер от пули Иванова, она попала в левый глаз и засела в мозгу. Рогатина же не дошла до сердца и легких, и медведь еще мог сопротивляться. Когда о том доложили Александру Николаевичу, он, чтобы не оскорблять гордость рогатчика, приказал отчеканить две медали – золотую и серебряную со своим портретом и словом «Благодарю» на другой стороне. И на следующей охоте сам повесил на шею Иванову золотую медаль, а рогатчику – серебряную.
