Шрифт:
Закладка:
Катон задавал себе тот же вопрос, но внезапно все понял.
– Клянусь всеми богами! Они явились, чтобы нас задержать! – воскликнул он и сквозь зубы добавил: – Вот для чего все это замышлялось. Мы не должны опаздывать, мы не должны опаздывать. – И он вскричал в отчаянии: – Бегите, бегите!
Перед храмом Кастора и Поллукса
Наконец Катон, Бибул и остальные сенаторы-оптиматы вместе с плебейскими трибунами оказались на Форуме. Катон на мгновение застыл, подобно статуе: на его глазах плебеи распределялись по трибам. Они опоздали…
– Голосование началось, – пробормотал он про себя. Он понимал, что это означает, – законы он знал, как никто.
– Главное, что мы здесь, так? – сказал Бибул, глядя на оцепеневшего Катона.
Тот слегка кивнул.
Затем Бибул приступил к делу: с помощью своих двенадцати ликторов он сумел пробиться сквозь толпу, достиг подножия храмовой лестницы, без колебаний поднялся и, поравнявшись с Цезарем, обратился к народу.
– Как консул, я приказываю прекратить голосование! – воскликнул он.
Но люди, будто не замечая его, расходились по септам, возведенным несколько дней назад по приказу Цезаря.
– Ты не можешь остановить заседание народного собрания, – сказал ему Цезарь. – На это имеет право только плебейский трибун.
Бибул знал, что его сотоварищ по магистратуре прав, и обратился к своим ликторам: пусть они приведут наверх кое-кого из плебейских трибунов. Однако ликторов окружили как из-под земли выросшие люди Клодия. Цезарь и Клодий обменялись взглядами; Цезарь чуть заметно кивнул. Для Клодия этого было достаточно, – к удивлению собравшихся, одни его люди подскочили к ликторам сзади и схватили их, а другие вырвали у них фасции – связки прутьев, привязанные к топору, – и, не довольствуясь этим, у всех на глазах принялись отламывать топорища, символы консульской власти.
Разгневанный Бибул повернулся к Цезарю.
– Ты не посмеешь! – яростно выпалил он.
– Я готов на что угодно, лишь бы народное собрание, созванное по закону, прошло как надо. Только плебейский трибун может наложить на него вето, – ответил Цезарь.
И снова посмотрел на Клодия. Тот взбежал по лестнице и буквально стащил Бибула вниз.
Второму консулу чудом удалось увернуться от двух головорезов. Он снова поднялся по лестнице и громко заявил, что собрание прервано.
Цезарь хотел было опять возразить, но тут сзади подошел Лабиен.
– Думаю, этого достаточно, Гай, – сказал он. – Ты подорвал его авторитет и унизил его. Пусть голосование продолжается. Оставь Бибула в покое.
Но Цезарь не сдавался:
– Я предупреждал, Тит, что они затеяли нечистую игру. Они вынудили меня отменить мой триумф, чтобы я мог заявить об участии в выборах. Они проголосовали за то, чтобы я не мог распоряжаться провинцией, которая позволила бы мне покрыть себя военной славой. А теперь они блокируют земельный закон, чтобы он не дошел до Сената. Раз так, сегодня моя очередь. Я же говорил, что тоже умею играть нечисто. Сегодня мой черед, и я не остановлюсь.
Не дав Лабиену и слова сказать, он повернулся к Клодию и поднял левую руку.
Лабиен покачал головой.
– Ты собираешься меня убить? – спросил Бибул. – Давай же, убивай. Вот тебе моя шея. – Он ослабил тогу и скрытую под ней тунику, обнажая шею, точно дожидаясь удара топора. – Убей меня, и пусть моя кровь станет пятном на этом незаконном действе.
– Гай, ради всех богов, прекрати это безумие! – взмолился Лабиен.
– Сегодня меня никто не остановит, – повторил Цезарь, не оборачиваясь.
Вновь появился Клодий, а с ним трое подручных с огромной корзиной.
– Положишь туда мою голову, несчастный? – спросил Бибул, по-прежнему вытягивая голую шею. – Давай же, делай свое черное дело и начни войну, о которой всегда мечтал! Ты – новый Катилина! Да, именно так: Катилина!
– Клянусь Юпитером, Гай! – вскричал Лабиен. – Защищаться никому не возбраняется, но это уже… преступление!
Лабиен впервые осмелился прилюдно перечить другу детства.
Цезарь проглотил оскорбление и кивнул мужчинам с корзиной. На глазах у всего Форума они подошли к Бибулу, ожидавшему казни на вершине лестницы храма Кастора и Поллукса.
В глубине Форума
– Что нам делать? – спросили вооруженные люди Катона, который стоял вместе с сопровождавшими его оптиматами.
Катон знал, что нужно приказать стражникам вмешаться и защитить Бибула, но в то же время… если бы Цезарь казнил Бибула, римского консула, даже в стане Красса или Помпея нашлись бы сенаторы, которые не потерпели бы подобного злодеяния и проголосовали за senatus consultum ultimum, подписав Цезарю смертный приговор.
Сам Бибул не слишком его волновал.
– Их много, – пробормотал Катон, имея в виду людей Клодия, чтобы оправдать бездействие своих стражей.
На лестнице храма Кастора и Поллукса
Бибул по-прежнему топтался на месте с голой шеей.
Цезарь, сложив руки на груди, наблюдал за Бибулом, понимая, что остальные не сводят глаз с него самого.
Лабиен беспомощно сверлил взглядом ступени.
Корзина приблизилась к Бибулу, однако помощники Клодия не поставили ее на лестницу, чтобы положить туда отрубленную голову консула. Вопреки ожиданиям, они подняли корзину над Бибулом, и на голову ему обрушилась лавина зловонного дерьма.
Все стихло.
Присутствующие оцепенели от неожиданности, но вскоре послышались отдельные смешки, перешедшие в дружный хохот.
Те, кто стоял ближе всех к Бибулу, за исключением Цезаря и Лабиена, шарахнулись от невыносимого зловония.
Цезарь повернулся к Лабиену и улыбнулся:
– Я же говорил, что сегодня будет вонять.
– Ты безумец, Гай, полнейший безумец, – ответил Лабиен, с облегчением вздохнув.
– Да, я безумец, – согласился Цезарь, – но я не убийца.
Униженный Бибул, покрытый самым вонючим дерьмом, какое только сыскалось в Риме, вместе со своими безоружными ликторами спустился по лестнице храма Кастора и Поллукса, поклявшись отомстить Цезарю и всем, кто над ним издевался. Хохочущая толпа расступилась, Бибул прошествовал по открывшемуся проходу. Никто и пальцем не тронул безоружного, смердящего и униженного консула – он больше не воплощал власть, а скорее напоминал нелепых персонажей Плавта, над которыми смеются в театре.
Но вот появился Катон.
Смех над униженным Бибулом сменился полнейшей тишиной.
Катон с трудом пробился сквозь толпу и зашагал по ступеням храма. Он позаботился о том, чтобы взять с собой двух плебейских трибунов. Его составленный наскоро замысел – позволить Цезарю прикончить Бибула, чтобы навязать Сенату смертоносный указ, – провалился. Цезарь оказался хитрее, нежели он предполагал. Но оставался другой замысел, разработанный вместе с Цицероном.
– Я пришел наложить вето на собрание, – спокойно заявил Катон Цезарю.
– Да, плебейские трибуны имеют право наложить вето на собрание, – бесстрастно согласился Цезарь. – Но лишь до начала голосования, а народ на Форуме уже разделился по трибам, и
