ему за услуги. – Ты обеспечил наделами моих ветеранов, проведя земельный закон, чего за все эти годы не сумел сделать никто, и утвердил договоры с Тиграном, Гирканом и другими восточными царями. Иллирии для тебя мало. Я попрошу одного из моих сторонников, трибуна Публия Ватиния, издать закон, по которому ты возглавишь легионы как в Иллирии, так и в Цизальпийской Галлии сроком на пять лет. Этот закон будет напоминать Габиниев, благодаря которому я возглавил войско и флот для борьбы с пиратами, и Манилиев, давший мне начало над восточными легионами для уничтожения Митридата. Так я отплачу тебе за все, что ты сделал для меня и моих ветеранов, Гай. – Помпей впервые позволил себе обратиться к Цезарю по личному имени. – Сенат одобрит его, поскольку те, кто поддерживает нас троих – Красса, тебя и меня, – проголосуют за.

Цезарь молчал, не веря своим ушам, – это было слишком замечательно и… слишком просто.

Бальб и Лабиен в недоумении уставились друг на друга.

– Мы можем назвать его «Ватиниев закон о предоставлении Цезарю империя», – добавил Помпей. – И включим в него положение, по которому только ты, и никто другой, будешь иметь право назначать легатов и начальников, без вмешательства Сената.

Он бросил взгляд на изумленных Лабиена и Бальба. Афраний и Геминий тоже были в замешательстве. Их покровитель давал Цезарю все, о чем тот и мечтать не смел, даже больше: начальствование над легионами в этих провинциях сроком не на год, а на пять лет – время более чем достаточное, чтобы осуществить любой поход. Они терялись в догадках.

– Только одно условие, – добавил Помпей и замолчал, уставившись на дно кубка и погрузившись в свои мысли.

Аврелия затаила дыхание: она предчувствовала беду. Но больше всего она боялась, что сын вспылит. Помпей никогда ничего не давал просто так. И если он предлагал много, следовало ожидать, что и взамен он попросит немало. Если же он давал все, как на этот раз, можно было предположить, что он попросит… очень и очень много. Все это было неспроста. По необъяснимой причине Аврелия ощущала во всем происходящем чужое зловещее вмешательство – вмешательство женщины. Впервые за долгое время она поняла, что допустила просчет…

– Каково же это условие? – Цезарь тоже предчувствовал беду, хотя не умел ее предсказать. – Условиями были принятие земельного закона и утверждение твоих договоров с восточными царями. Я все выполнил.

– Таковы были мои условия для твоего консульства. Мне хотелось, чтобы ты издавал законы в пользу простых римлян: по неизвестной причине, которая меня, впрочем, не слишком заботит, ты принимаешь их нужды близко к сердцу, – возразил Помпей, явно презиравший стремление своего собеседника заботиться о народе. – Но дать тебе три легиона – это, с учетом твоего честолюбия, нечто совсем иное. Ты не Катилина и не Сулла. Но можешь стать тем или другим. Вот почему тебя необходимо сдерживать. Я не покушаюсь на твои законные притязания как военного, так и денежного свойства; я всего лишь не хочу, чтобы ты восставал против меня. Если желаешь получить под свое начало легионы, к тому же не на один год, есть еще одно условие. Скажем так, более… личное.

Аврелия все поняла: Помпей встречался с Помпеей, разгневанной, разъяренной и мстительной. Ему самому это не пришло бы в голову. Она закрыла глаза. Ее сын никогда на это не согласится.

– Более личное? – повторил Цезарь, все еще ничего не понимая. – Я женился на Кальпурнии, как ты и просил, дочери одного из твоих доверенных людей. Что может быть более личным, чем этот брак? Не представляю, о чем еще ты можешь меня просить…

Он замолчал, проследив за взглядом Помпея.

Завоеватель Азии не сводил глаз с Юлии. Чтобы рассеять сомнения, он вновь заговорил, подтвердив то, о чем этот взгляд сообщал очень ясно.

– Если хочешь получить легионы, выдай за меня твою дочь, – объявил Помпей так решительно, что все поняли: условие не подлежит обсуждению.

Либо все, либо ничего.

На застолье в доме Юлиев еще ни разу не воцарялось такого тяжелого молчания.

Цезарь посмотрел на Помпея: перед ним был Мясник, один из самых жестоких военачальников, что рождались в Риме. Предатель, подкупивший подчиненных Сертория, дабы те убили своего начальника, которого Помпей не в силах был победить на поле боя. Многие годы он был карающей рукой оптиматов, измазанной в крови, пока не восстал против них во имя собственных интересов. Он казнил царей, разводился по приказу Суллы, снова и снова вступал в брак корысти ради. По этой и по многим другим причинам он был последним человеком, которому Цезарь отдал бы самое дорогое для него существо. Юлия была священна. Юлия связывала его с любимой, утраченной Корнелией. Юлия никогда, ни при каких обстоятельствах не могла достаться Помпею.

– Но моя дочь обручена с Квинтом Сервилием Цепионом, который присутствует здесь, – произнес наконец Цезарь, прикидывая, как вежливо отказать Помпею.

– Знаю, и я подумал об этом. – Помпей посмотрел на Квинта Сервилия. – Чтобы семья Сервилиев и сам Квинт не обижались на нас, предлагаю ему жениться взамен на моей дочери Помпее. Думаю, родственники Квинта Сервилия пойдут на это, не чувствуя себя обиженными, униженными или ущемленными. Таким образом, твоя дочь будет свободна от обязательств и сможет сочетаться браком… со мной.

Цезарь сглотнул. Предложение Помпея вполне устроило бы семью Квинта Сервилия. Вопрос о браке Юлии с Помпеем стал предметом переговоров, будто ее недавней помолвки и не было. Молчание самого Квинта свидетельствовало о том, что он не желает вмешиваться в споры, поскольку выиграет при любом раскладе: так или иначе, он женится на дочери триумвира. Вмешиваться же в эти нелегкие переговоры в здравом уме не осмелился бы никто.

Итак, Квинт молчал. А молчание – знак согласия.

– Я не отдам тебе свою дочь, – отрезал Цезарь.

Свое решение он озвучил вполголоса, но ненависть, сгустившаяся в этих шести словах, силой своей не уступала нескольким легионам. Ему не нравилось, когда его загоняли в угол. И тем более – когда для этого использовали его дочь.

Помпей это заметил. Ненависть. Бессильная ярость противника. Но превыше всего – предельное отчаяние.

Помпей понимал, что сведения Помпеи стоят многих сундуков с золотом и серебром. Видя, как Цезарь ищет предлога предотвратить этот брак, Помпей вспомнил слова Помпеи, засевшие в его памяти: «Юная Юлия – все для Цезаря. Если тебе достанется Юлия, ее отец будет ползать перед тобой на коленях. Нет, не перебивай. Ты ничего не понимаешь. Слушай внимательно: Юлия – главное его достояние, кровь от крови, лучшее, что у него