он увидел, обустраивали лагерь и не смотрели в сторону Эолейра и его отряда, но даже с такого расстояния казались странными, а их движения — грациозными и полными безмятежности. Хотя в некоторых местах работали сразу несколько ситхи, мужчины и женщины, они не обменивались словами, которые Эолейр мог бы услышать, и занимались своими делами со странной целеустремленностью, которая вызывала такую же тревогу, как необычные лица и движения.

По мере того как они приближались к Таигу, стали видны следы, оставленные бандой Скали. Тщательно ухоженные сады были уничтожены, каменные дорожки разбиты. Эолейр проклял Острого Носа и его варваров, и его снова заинтересовало, что с ними стало.

За огромными дверями Таига дело обстояло точно так же — со стен сорвали гобелены, стоявшие в нишах реликвии украли, на полу остались глубокие царапины от бесчисленных ног, обутых в грубые сапоги. Зал Орнаментов, где собирался двор короля Ллута, выглядел немного лучше — Эолейр решил, что именно здесь вершил свои дела Скали, — но и тут северные грабители не проявили уважения. Многие десятки стрел торчали в высоких потолках — очевидно, подвесные резные украшения стали соблазнительными целями для лучников.

Краобан, который не хотел продолжать разговор, усадил их в зале и ушел за вином.

— Как ты думаешь, что здесь произошло, Эолейр? — Изорн покачал головой. — Мне стыдно, что я риммер, когда я вижу, что сотворили Скали и его головорезы в Таиге. — Севший рядом с ним Уле с подозрением поглядывал в углы зала, словно там могли прятаться солдаты из Кальдскрика.

— Тебе нечего стыдиться, — ответил Эолейр. — Они так себя вели не потому, что являлись риммерами, — просто оказались не в то время, в чужой стране. Эрнистирийцы, наббанайцы или эркинландеры вполне могли поступать так же.

Однако слова Эолейра не успокоили Изорна.

— Это неправильно, — сказал он. — Когда мой отец вернет себе герцогство, мы все исправим.

Граф улыбнулся.

— Если мы выживем, а то, что здесь произошло, будет худшим из всего, с чем нам придется иметь дело, я с радостью продам свой дом в Над-Муллахе, чтобы навести тут порядок. Впрочем, боюсь, этого будет мало.

— Пожалуй, ты прав, Эолейр. — Изорн нахмурился. — Один лишь Бог знает, что случилось с Элвритсхоллом с тех пор, как нас оттуда вышвырнули. Да еще после такой жуткой зимы.

Их прервал Краобан, вернувшийся вместе с молодой эрнистирийкой, которая принесла четыре большие серебряные пивные кружки, украшенные прыгающим оленем, эмблемой королевского дома.

— Теперь можно пользоваться лучшим, — с кривой улыбкой сказал Краобан. — Кто станет возражать против этого в наши странные дни?

— А где Мегвин? — Мрачные опасения Эолейра усилились, когда она не вышла, чтобы их приветствовать.

— Она спит. — И вновь Краобан сделал странный жест. — Я отведу вас к ней, когда вы закончите есть, а пока выпейте.

Эолейр встал.

— Прости меня, старый друг, но я бы хотел увидеть ее сейчас. Только тогда я смогу по-настоящему насладиться пивом.

Старик пожал плечами.

— Она в своей прежней комнате. С ней женщина. — Казалось, его больше интересовала кружка с пивом, чем судьба единственной уцелевшей наследницы короля.

Некоторое время граф на него смотрел. Что случилось с Краобаном, которого он знал? Старик выглядел бестолковым, словно его ударили дубиной.

Однако сейчас было слишком много поводов, о которых следовало беспокоиться. Эолейр вышел в коридор, оставив остальных пить пиво и смотреть на испорченную резьбу.

Мегвин действительно спала. Растрепанная женщина, сидевшая рядом с ней, показалась Эолейру знакомой, но он, не обращая на нее внимания, опустился на колени рядом с Мегвин и взял ее за руку. На лбу у нее лежала влажная тряпица.

— Она ранена? — У Эолейра сложилось впечатление, что Краобан что-то от него скрывал — быть может, Мегвин сильно пострадала.

— Да, — сказала женщина. — Но удар получился скользящим, и она уже оправилась. — Женщина убрала тряпицу, чтобы показать синяк на бледном лбу Мегвин. — Сейчас она отдыхает. Это был великий день.

Эолейр резко повернул голову на звук ее голоса. Она выглядела такой же смущенной, как Краобан, ее глаза были широко раскрыты, в них застыло странное выражение, губы слегка дрожали.

Неужели здесь все сошли с ума? — подумал он.

Мегвин зашевелилась, услышав его голос. Когда он снова к ней повернулся, ее веки затрепетали, и она открыла глаза.

— Эолейр?.. — Ее голос охрип после сна. Мегвин улыбнулась, как маленькая девочка, и в ее улыбке не было ни капли раздражения, как во время их последней встречи. — Это и правда ты? Или еще один сон…

— Это я, леди. — Он снова сжал ее руку.

Сейчас Мегвин лишь немногим отличалась от девочки, к которой в его сердце впервые проснулся интерес. Как он мог на нее сердиться, что бы она ни сделала?

Мегвин попыталась сесть. Ее рыжие волосы были в беспорядке, глаза оставались сонными. Похоже, ее уложили в постель в одежде, лишь сняли обувь с ног, торчавших из-под одеяла.

— Ты… их видел?

— Кого я должен был видеть?.. — мягко спросил он, хотя не сомневался, что знает ответ.

Однако ее слова удивили Эолейра.

— Богов, глупый человек. Ты видел богов? Они такие красивые…

— Боги?..

— Я убедила их прийти, — сказала она, сонно улыбаясь. — Они пришли ко мне… — Ее голова опустилась на подушку, и она закрыла глаза. — Ко мне, — пробормотала Мегвин.

— Ей необходим сон, граф Эолейр, — сказала женщина из-за его спины.

В ее голосе прозвучала такая уверенность, что Эолейру стало не по себе.

— О чем она, какие боги? — резко спросил Эолейр. — Она имела в виду ситхи?

На лице женщины появилась самодовольная, знающая улыбка.

— Она имела в виду то, что сказала.

Эолейр встал, с трудом сдерживая гнев. Ему требовалось во многом разобраться, но сейчас следовало подождать.

— Хорошо позаботься о принцессе Мегвин, — сказал он и направился к двери.

Его слова прозвучали как приказ, а не просьба. Женщина кивнула.

Погруженный в размышления Эолейр вошел в Зал Орнаментов и почти сразу услышал шаги у входной двери у себя за спиной. Он остановился и повернулся, рука сама легла на рукоять меча. Встревоженные Изорн и Уле тут же встали.

В дверях появился незнакомец, высокий, но не чересчур, в синих доспехах с изящными пластинами, связанными между собой блестящим красным шнуром, казалось сделанными из крашеного дерева. Впрочем, они оказались далеко не самым необычным в госте. Его волосы, собранные синей лентой, были белыми как снег и спадали ниже плеч. Стройный, точно молодая березка, незнакомец, несмотря на цвет волос, выглядел так, словно совсем недавно стал мужчиной, а его черты показались Эолейру необычно угловатыми, не такими, как у людей. Слегка раскосые золотые глаза напоминали яркое полуденное солнце, отражавшееся в лесном пруду.

Удивленный Эолейр